Охота на Сталина, охота на Гитлера. Тайная борьба спецслужб - [22]

Кстати, еще тогда же, в 1942 году, немецкой разведке удалось найти косвенное подтверждение этой информации Минишкия. Как пишет в своих мемуарах Гелен, немцы смогли прочитать несколько телеграмм из американского посольства в Куйбышеве (туда был эвакуирован из Москвы дипломатический корпус) в Вашингтон, где говорилось о советских трудностях с рабочей силой в промышленности.

Наконец, даже состав участников совещания 13 июля, долгое время вызывавший недоумение историков, поскольку маршалы К. Е. Ворошилов и Б. М. Шапошников к тому времени уже не занимали сколько-нибудь значительных постов в руководстве Красной Армии (участие В. М. Молотова, наркома иностранных дел, было естественно). Однако их присутствие на встрече с союзными военными атташе вполне объяснимо: именно Шапошникову и Ворошилову Сталин поручил работу с иностранными делегациями. Например, в августе 1942 года, в следующем месяце после совещания, описанного Минишкием, Москву посетил начальник британского Генштаба фельдмаршал Алан Брук. И, как явствует из его дневника, опубликованного уже после войны, во время визита Брук из высокопоставленных советских военных встречался и даже выпивал на банкете как раз с Климентом Ефремовичем Ворошиловым и Борисом Михайловичем Шапошниковым. Очевидно, Сталин нашел достойное занятие оказавшимся не у дел маршалам: ублажать союзных визитеров, былым своим авторитетом и бодрым духом подкреплять их уверенность, что Советский Союз выстоит под натиском нового немецкого наступления. Отмечу также, что позднее, в конце 1943 года, Ворошилов сопровождал Сталина на переговоры с Черчиллем и Рузвельтом в Тегеране (Шапошников ктому времени был тяжелоболен). Кроме того, в сентябре 1943 года Ворошилов стал председателем образованной при НКИД Комиссии по вопросам перемирия, в состав которой, наряду с профессиональными дипломатами, вошел и Шапошников. Так что оба маршала вполне успешно подвизались и на дипломатическом поприще, что делало естественным их присутствие на встрече Молотова с военными атташе союзников 13 июля 1942 года.

Данные о переадресовке ленд-лиза из Басры вместо СССР в Египет и о кризисе пополнений в Красной Армии, безусловно, имели стратегическое значение. Вероятность того, что германские спецслужбы смогут получить информацию об этом из каких-либо других источников, была весьма невелика, а сообщать противнику о своей слабости в отношении людских ресурсов или о временном уменьшении поставок вооружения по ленд-лизу в тяжелейший момент отступления к Кавказу и Волге не было никакого смысла.

О дальнейшей судьбе «агента 438» Кукридж сообщает довольно скупо. По его словам, «участники операции «Фламинго» продолжали посылать донесения, однако сообщения Минишкия становились все более мрачными. В начале октября 1942 года Гелен отозвал его, устроив с помощью Бауна встречу агента с одним из передовых разведывательных подразделений «Валли», которое и переправило его через линию фронта тем же путем, каким прежде забросило в советский тыл. В дальнейшем Минишкий работал у Гелена в отделе анализа информации. Он остался в Германии и пережил войну».

О Минишкие, не называя его имени, пишет и Уайтинг. Он сообщает, что одним из наиболее доверенных агентов майора Германа Бауна, обосновавшихся в Москве, был радист по кличке Александр, в звании капитана, служивший в расквартированном в столице батальоне связи и передававший немцам «совершенно секретные директивы Красной Армии». Упоминает Уайтинг и уже известное нам донесение от 13 июля 1942 года, полученное, по его словам, «от одного из шпионов Бауна».

Наконец, об «агенте 438» рассказывает и известный британский военный историк Джон Эриксон в своей книге «Дорога на Сталинград», вышедшей в 1975 году. Он ссылается на книгу Кукриджа, однако приводит ряд подробностей, там отсутствующих. В частности, он называет агента не Минишкием, а Мишинским и сообщает, что того нашел сам Гелен в одном из лагерей, где содержались пленные, проявившие склонность к сотрудничеству с немцами. Мишинский характеризуется как «старший комиссар» и «высокопоставленный партийный чиновник (из Московской организации)"(неясно – городской или областной), взятый в плен в октябре 1941 года. По словам Эриксона, Гелен завербовал Мишинского с помощью обмана и шантажа. В это верится с трудом. Конечно, у Гелена была возможность безотказного давления на агента, если немцам действительно удалось разыскать на оккупированной территории его семью. Однако вряд ли бы за линией фронта Минишкий-Мишинский стал работать из одного страха перед новыми хозяевами. Ведь он всегда имел возможность с помощью НКВД организовать радиоигру, а уличить агента во лжи – при уникальности сообщаемой им информации – немцам было бы трудно…Все-таки для работы в советском тылу, в учреждениях уровня ГКО, с доступом к важнейшей и сугубо секретной информации требовался агент, работающий не за страх, а за совесть. Возможно, Мишинский (или Минишкий) тогда, в мае 1942-го, когда его вербовал Гелен, искренне поверил в неизбежность победы Германии и рассчитывал сделать карьеру у победителей. А может, как предполагал Кукридж, «агент 438» в глубине души почему-либо не переносил советскую систему, которой по инерции служил многие годы, и Гелен просто дал ему возможность реализовать давнее тайное желание отомстить партийным боссам.