Охота на Роммеля - [27]

Позиция Стайна располагалась на юго-восточном крае гряды; он видел все, что происходило на равнине. (Я узнал это позже от Меллори, поскольку в то время был занят другими проблемами.) Очевидно, Стайн понял, что перемещение вражеских танков являлось началом основной атаки. Наш край гряды стал для немцев их schwerpunkt — критической точкой прорыва. Стайн видел, что в этом месте не было ни одного британского танка, кроме моей урезанной группы и отряда Мэрсдена. А мы уже несли потери. Помощи ждать не приходилось. Черные контуры «панцеров» виднелись теперь в 3500 ярдах. Стайн приказал своей батарее выкатиться вперед на равнину, а затем найти возможные прикрытия. 25-фунтовик представляет собой небольшую пушку. Ее дульный щит чуть выше человеческого плеча. Трое мускулистых парней могут перетащить ее на руках на любую позицию. Но стреляет она быстро и наносит солидный ущерб. Короче говоря, Стайн оказался в 3000 ярдах от немецких танков. Я не слышал его по рации; он был на другом канале. Но Меллори позже рассказал мне, что Стайн одновременно направлял огонь передней батареи и корректировал залпы тыловых орудий, а заодно запрашивал помощь от всех, кто мог его услышать.

К тому времени мой «Крусейдер» находился в ста ярдах от горевшего танка. Пламя с ревом вырывалось из моторного отсека. Я еще раз вызвал Уикса по рации и приказал ему эвакуировать экипаж. Находясь в подбитой машине, он, видимо, не понимал грозившей опасности. Пламя подбиралось к боеприпасам. Кроме того, парни могли задохнуться в дыму.

— Если я выгляну, они спустят на меня всех собак, — ответил Уикс, имея в виду, что попадет под огонь пулеметов.

Я отослал Пиза за людьми из подбитого грузовика, а сам направил танк на прикрытие Уикса. Мы услышали, как пули, будто камни, загрохотали по башне. Огонь шел слева, поэтому я приказал водителю зайти к левому боку горевшего танка и заслонить его нашим корпусом. Мы включили дымовые генераторы. Черная сажа взметнулась вверх. Я услышал титанический грохот и почувствовал: наша машина встала как вкопанная. Сначала мне показалось, что в нас попал снаряд. Но нет, мы просто врезались среди дыма в танк Уикса.

— Чертовы яйца!

Я услышал ругань Дэллинджера, моего водителя.

— Тут темнее, чем в заднице!

Несмотря на критическую ситуацию, я рассмеялся.

— Что тут смешного? — рявкнул Дэллинджер.

Наш танк дрогнул и развернулся, когда один трак нашел сцепление, а второй завис на чем-то — скорее всего, на гусенице Уикса. Его рация теперь молчала, и я никак не мог связаться с ним. В моем уме засела мысль: «Какая адская возможность умереть героической смертью!»

Я открыл люк, вскарабкался на башню, но забыл перекрыть дымовые свечи. Они изрыгали черное зловонное облако, которое лишило меня воздуха, когда я начал звать Уикса. Была надежда, что его экипаж уже выбрался из танка, однако все оказалось гораздо хуже. Сквозь дым я увидел Уикса, который вытаскивал стрелка из люка башни. Пламя бушевало прямо рядом с ними. Если бы танк взорвался, мы испарились бы в одной красной вспышке. Хотя наша плоть и без того могла свариться в любое мгновение. Я начал спускаться, чтобы помочь капралу вызволить экипаж из машины. Это казалось не очень опасным делом, учитывая то, что оба танка были затемнены «стигийским мраком», а моя машина прикрывала нас от вражеских пулеметов. Меня распирала злость на немцев, потому что до этого момента в африканской кампании доминировал дух рыцарства, который диктовал пулеметчикам прекращать стрельбу, когда танкисты выбирались из горящей машины. Я спрыгнул вниз, ухватился за скобу слева от орудийной башни и поднялся на багажную полку, наверху которой, как поленья в сочельник, горели рюкзаки и спальники экипажа. Мне оставалось лишь немного приподняться и принять стрелка. Я не понимал, почему пули продолжали свистеть вокруг нас. Затем до меня дошло, что это работал второй пулемет — и он обстреливал танки с другого направления. (В конечном счете оказалось, что это был наш пулеметчик. Он позже получил строгий выговор за стрельбу по своим сослуживцам. Но тогда он палил во все, что двигалось. Вот такая вышла история.)

Пока я поднимался к Уиксу, по корпусам обоих танков колотили и рикошетили снаряды 50-го калибра. Трассирующие пули мелькали и визжали вокруг меня, капрала и его стрелка. Внезапно ветер изменился. В одну секунду дым сдуло в сторону, и машины остались на виду у двух пулеметчиков. Только стыд за свою трусость и восхищение мужеством Уикса — а также атмосфера грозившей нам опасности и ярость на немцев за обстрел при таких условиях — помешали мне забраться обратно в люк, из которого я только что вылез. Короче говоря, к нам на помощь примчался Пиз на своем А-9 (с уцелевшими парнями из подбитого «Брена», которые неистово вжимались в каждую ямку на корпусе танка, прячась от свистящих пуль). Мы кое-как вытащили экипаж из машины Уикса, перегрузили раненых ребят ко мне и дали деру оттуда. А его танк так и не взорвался. Буквально через четыре дня мы столкнулись с ним на поле боя. На его борту белыми буквами было написано «Бешеная Марта», и управляли им теперь рачительные немцы.