Охота на президента - [26]

— Теоретически да. Но именно так случается в бартерных сделках. Тебе поставляется что-то весьма среднего качества по завышенной цене… Ты же понимаешь, что украинское оборудование — это не БМВ, у него нет тысяч потенциальных клиентов. И тут Урабанк играет роль бюро добрых услуг. Благодаря хорошим отношениям банка с казахскими властями, он поставляет это оборудование на сумму в триста миллионов долларов по значительно меньшей цене, чем официальная в четыреста пятьдесят миллионов!

— А сколько получает Туркменистан?

— Туркменистан получает шиш… А туркменский президент — на свой счет двести миллионов долларов, как мы это увидели на дискете. Вот и последняя деталька пазла. Двести миллионов долларов, пожалуй, слишком, если речь идет об обыкновенных комиссионных. Как следствие перепродажи оборудования это понятно. Урабанк при этом не стоял в стороне… Он принял непосредственное участие…

— Сто, четыреста пятьдесят, триста… Надя, я не могу рассуждать, как ты… У меня нет такой привычки, ведь я работаю не в Счетной палате. Давай повтори мне все снова…

Надя сделала глоток чаю и отодвинула чашку, глядя на Олега с чувством глубокой признательности и теплоты, которой за собой не замечала.

— Это только кажется сложным. На самом деле все крайне просто. — Она взяла листок бумаги, на котором записала:

«1. Туркменистан получает украинское нефтегазовое оборудование на сумму 450 млн долл. в дополнение к оплате за экспорт газа. Туркменистан не нуждается в этом оборудовании.

2. Урабанк вносит на офшорный счет туркменского президента в Англии 200 млн долл. за что получает право на продажу украинского оборудования.

3. Он продает его Казахстану за 300 млн долл., забирая себе в кассу 100 млн долл. как вознаграждение».

— Ты видишь, это абсолютно классическая схема, по которой в современной России заключается масса сделок… Рабочие завода, производящего сантехнику, могут получить в качестве зарплаты один или несколько унитазов. По более низкой цене. Но то, что здесь оригинально, это международный масштаб. Понимаешь?

— Да. Теперь многое прояснилось для меня. Но в конечном счете то, что ты рассказала, кажется, больше компрометирует туркменов, чем Урабанк.

— Да, если хочешь… Это правда… Странно, но факт.

Надя чуть помолчала, глядя на узор восточного ковра на стене.

— Но чем больше я об этом думаю, тем больше себя спрашиваю, все ли мы ясно представляем в этой операции. Казахстан, по-моему, немного играет роль спонсора. Ведь он же мог напрямую связаться с Туркменистаном. И уж конечно он мог бы получить для себя более выгодные условия.

— Не исключено, что Петя кого-то подмазал и в Казахстане…

— Очень может быть. Ты прав, — продолжала она. — Мне представляется, что именно эта операция важнее, чем все остальное, вместе взятое… Интуиция мне подсказывает.

— Дальнейшие события, я думаю, все прояснят. А у нас в руках несколько козырей. Я не думаю, что те, кто убил Сергея и вашу дачную соседку, что-нибудь знали о существовании этой дискеты. Но они могли предположить, что ты в силах восстановить всю схему туркменских торговых соглашений. Тем более мы не знаем, связаны ли убийства с этим делом или с двумя другими документами, что мы нашли в папках Сергея. Во всяком случае, если нас ещё не выследили, я пока никак не засветился в этом деле. Это нам дает некоторое преимущество во времени.

— Но мы же не знаем, кто стоит за этими убийствами и кто хочет и меня тоже убрать. Что ты хочешь, чтобы я делала? Я не могу больше жить как загнанное животное.

— Я дам тебе совет и прошу тебя мне довериться. Лучшее, что ты можешь сделать, и я знаю, что ты способна это сделать, это продолжать распутывать это дело и жить дальше так, будто ничего не произошло. Это единственный в данный момент способ самозащиты.

— Тебе кажется, что я хочу что-то выяснить еще? Ты думаешь, мне этого хочется?

— Надя, я говорю тебе как специалист, занимавшийся вопросами безопасности. Государственной, конечно, в первую очередь. Но это дает возможность знать кое о чем, что грозит отдельной личности или не грозит. И о том, как себя вести, чтобы не вызывать подозрений. Не говоря уже о желании и необходимости тебя убрать. Будь как можно естественней, будто ничего не произошло.

— Ты знаешь, что я должна в понедельник ехать с Петром в Женеву и Цюрих для встречи с инвесторами… Кошмар! Снова ехать с ним… Боже, как это противно.

— Наоборот. Это прекрасно, что ты едешь. Поезжай!

— Нет, я боюсь… Мне страшно с ним, понимаешь?

Олег ласково посмотрел на нее. Она продолжала серьезным голосом:

— Это не то, что ты думаешь, Олег… Я не знаю, почему я влюбилась в него тогда… По глупости, наверное… Но мне было так плохо после развода. А дальше все пошло-поехало. Работа, деньги, счастье не иметь ни мыслей, никаких побочных ощущений. Мы ездили то на Лазурный Берег, то катались на лыжах в Альпах, обедали в самых лучших ресторанах во всех уголках света, покупали шмотки в роскошных магазинах. Что еще? Мне это здорово вскружило голову… Многие женщины об этом мечтают, — сказала она, глядя Олегу прямо в глаза.

Он пожал плечами, как будто не зная, что ответить. Благожелательность в его взгляде сменилась раздражением.