Охота на Менелая - [9]

Хоть их и не ждали, но ванны им приготовили, а там и ужин подоспел. Филиппов отправился отсыпаться, а Дмитрий взял отчеты и попытался хоть что-то из них выжать. Через пару часов он понял, что анализ завел его в тупик: встреч у грека оказалось так много, что выявить в них какую-то закономерность было невозможно. Нет, так дело не пойдет! Нужно задать хоть какие-то точки отсчета по времени, отсечь лишнее.

Слугу арестовали позавчера. Если донесение привезли из столицы или передали агенту в Одессе, то Сефиридису опасно хранить такие бумаги дома. Грек должен был от них избавиться, но поездку слуги следовало подготовить, на это могло уйти до трех дней. Значит, нужно смотреть встречи купца максимум за неделю до ареста его слуги, а ещё точнее, дня за четыре, ну, может быть, пять.

Решив проверить свою идею, Ордынцев отобрал листки с нужными датами и начал проверять перечисленных там людей. Но ничего, выбивавшегося из рамок обычного, в списках не оказалось, там по-прежнему мелькали имена одесских купцов, постояльцев гостиницы, крестьян из окрестных деревень. Пожалуй, все встречи Сефиридиса с жителями Одессы, не имевшими доступа в окружение генерал-губернатора, можно было и отбросить. Лучше сосредоточиться на персонах, вхожих в высшее общество или имевших там знакомства, ну и на жильцах гостиницы, если считать, что сведения переправлены из Адмиралтейства. Это выглядело уже разумнее: постояльцы находились под присмотром, ведь в гостинице уже полгода проживали люди из команды Филиппова. Решив, что утром он уточнит у нового товарища фамилии его людей и тогда список сомнительных персон совсем сократится, Дмитрий собрался спать. Погасив свечи, он распахнул окно в благоуханную южную ночь и, взглянув через сад на тёмную громаду соседнего дворца, пожелал себе только одного – чтобы всё осталось по-прежнему и молодая хозяйка этого дома не вздумала бы утром появиться в Одессе.

Глава четвёртая Ольга Потоцкая

Утро в Одессе! Вот уж где оно всегда бывает ранним и шумным. Солнце ещё только показало свой алый краешек над гладью моря, а резкие крики возниц и шум экипажей за открытым настежь окном беспардонно прогнали сон Ордынцева. Он открыл глаза и прислушался. Шум становился всё сильнее, казалось, что колёса стучат по брусчатке прямо у крыльца, но это было невозможно, ведь дом отделял от улицы розарий, а его решётку Дмитрий самолично замкнул на ночь цепью. Странно!..

Ордынцев шагнул к окну и отогнул занавеску. Шум доносился со двора соседней усадьбы: у крыльца стояла запряжённая гнедой парой лаковая коляска, а в широко распахнутые ворота одна за другой въезжали нагруженные сундуками подводы. Дмитрий мысленно чертыхнулся. «Не повезло», – констатировал он. Ольга его как будто чуяла: стоило князю Ордынцеву покинуть гарнизон, как она сразу же оказывалась рядом.

Ольгу Потоцкую он знал с тех самых пор, когда впервые приехал в крымское поместье своей матери, Кореиз. Потоцкие оказались владельцами соседнего имения Мисхор, и, хотя мать этого знатного семейства княгиня Софья Константиновна, имевшая в свете сомнительную славу и прозвище Прекрасной гречанки, не нравилась Татьяне Ордынцевой, мать всё же позволила Дмитрию сойтись покороче с этим гордым и богатым семейством. Успокаивая себя тем, что выбирать не из кого, Татьяна Максимовна принимала соседей у себя, иногда ездила к ним и часто отпускала в Мисхор Дмитрия – повидаться с друзьями.

Там четырнадцатилетнего князя Ордынцева ждали совсем юные, но уже прекрасные, как белый день, княжны Потоцкие. Одиннадцатилетняя София гордым нравом и преданностью Польше сильно напоминала своего отца – крупнейшего польского магната, а десятилетняя Ольга сокрушительным обаянием и полным пренебрежением к нормам морали пошла в мать.

В то первое лето подросток так и не сумел выбрать, какая же из сестёр лучше. Ему нравились обе. Не смог он разобраться в своих чувствах и семь лет спустя, когда вернулся из Англии и впервые за многие годы появился в Крыму.

Тогда мать дала ему короткий совет:

– Не питай иллюзий относительно княжон Потоцких: ни одна из них не принесёт своему мужу счастья.

– Почему, мама? – удивился Дмитрий.

– София слишком горда и будет плохой женой, а Ольга любит только саму себя, но крутить мужчинами умеет отлично, попомни мое слово – через несколько лет она затмит свою мать по количеству и скандальности любовных приключений.

Совет матери Дмитрий услышал, но противостоять очарованию роскошных черноглазых красоток не смог. Он так бы и метался, не зная кого выбрать, если бы сёстры не решили всё сами: старшая вышла замуж за героя войны генерала Киселёва, а Дмитрий, как спелое яблоко, упал в цепкие руки младшей.

Ольга не рассматривала князя Ордынцева в качестве претендента в мужья – слишком мала была разница в их возрасте, да и вся карьера у Дмитрия была ещё вперёди, а при всём своём очаровании младшая Потоцкая замечала лишь тех, кого считала «важными». Дело было в другом: он просто ей нравился. Ольга даже поссорилась с матерью, захотевшей отказать Ордынцеву от дома, когда тот зачастил в Одессу.

Состарившаяся Прекрасная гречанка не смогла противостоять сильной молодой дочке. Видно, силы были на исходе, или уже дала себя знать болезнь, которая вскоре свела её в могилу, только княгиня оставила всё как есть, и молодёжь наслаждалась полным очарования и флирта летом. Они даже не стали выяснять отношений, когда осенью мать увезла Ольгу за границу, так и не выбрав ей достойного жениха. Занятый службой, Дмитрий быстро утешился и не вспоминал о подружке, пока год спустя не получил письмо с сообщением, что его мать приобрела у Ольги полученный ею в наследство дом в Одессе. Дворец Потоцких на улице, названной в честь уже покойной Прекрасной гречанки, отошёл старшей из дочерей, и сёстры решили, что будут жить вместе, а соседний дом продадут. Татьяна Максимовна писала: