Охота на Менелая - [19]

Закутайло так и не появился. Дмитрий уже весь извёлся, но никаких предположений, что же могло случиться с его товарищем, сделать не мог. До коронации оставалось совсем чуть-чуть, Москву заполонили толпы желающих принять участие в празднествах, постоялые дворы и гостиницы были переполнены. Отыскать среди них Закутайло или торговца Гедоева не представлялось возможным.

Нынче утром Дмитрий позавтракал остатками вчерашнего ужина, присланного из ресторана «Яр», и только пригубил кофе, когда в дверях столовой замаячила стройная фигура в лиловом шёлке. Белоснежные блонды широкой каймой лежали на пышных рукавах, льнули к груди и красиво обрамляли спину княгини Нарышкиной. Она специально замерла в дверях – прекрасная живая картина – потом улыбнулась и протянула к любовнику руки:

– Мэтти, я так соскучилась!

Легкой бабочкой пролетела она через всю столовую и скользнула на колени любовника. Ордынцев осторожно отодвинул чашку с кофе подальше от края стола и обнял гостью, Ольга жадно и нетерпеливо поцеловала его. Как обычно, её поцелуй разжег Дмитрию кровь. От дочки Прекрасной гречанки исходил аромат тёмной, тяжёлой чувственности, и противиться её зову было невозможно. Ольга усилила напор: сильнее прижалась к груди мужчины и шепнула:

– Смелее, мой лев!..

Дмитрию показалось, что его окатили ушатом холодной воды. Он взял женщину за талию и поставил на ноги.

– По-моему, ты спутала меня со своим мужем, ведь это его зовут Лев, – надменно изрёк он.

– Ну, что ты опять цепляешься к словам? – вишнёвые губки Ольги надулись пышным бутоном. – Ты сам знаешь, что я имела в виду не это.

– Я услышал то, что услышал! В конце концов, ты приехала сюда с мужем, у него есть все права, а я – никто, посторонний человек.

– Да ты опять ревнуешь! – просияла княгиня. – Да, кстати, с каких это пор ты так серьёзно относишься к узам брака?

– Я всегда к ним относился серьёзно, поэтому и не сделал тебе предложения!

– Вот бы мы всех насмешили, если бы поженились: почти дети, влюблённые и глупые. Но бог с ним – что было, то прошло. Нам сейчас хорошо. Зачем ты всё портишь? Я же тебе говорила, что для меня существуешь лишь ты один.

За столько лет Ольга совершенно не изменилась и другой уже не будет. Либо избегай ее, либо принимай такой, как есть. Ордынцеву захотелось сгладить свою резкость, но этого уже не потребовалось – Ольга занялась собой. Она любовно расправила кружева на корсаже и встряхнула примятую юбку платья.

– Я, вообще-то, приехала ненадолго, – сообщила она, – ты сам виноват, что не захотел совместить приятное с полезным, так что я перехожу к делу. Ты вчера сбежал, а через полчаса после этого приехала Зинаида Волконская. Не застав тебя, она очень расстроилась и попросила, если я вдруг снова тебя увижу, передать, что она хочет встретиться. Зизи сказала, что получила письмо от твоей матери из Рима.

– Вот как… – протянул Дмитрий.

Ольга ждала его ответа и, поняв, что любовник колеблется, подсказала:

– Приезжай к ней сегодня, я тоже там буду.

На языке у Дмитрия вертелся вопрос, с кем же прибудет княгиня Нарышкина на сей раз. С которым из любовников? Впрочем, опускаться до дешёвых дрязг – самое последнее дело, и, проглотив колкость, он просто ответил:

– Ладно, я приеду.

– Вот и молодец, – похвалила Ольга и, поцеловав любовника на прощание, направилась к двери. Она вновь задержалась в дверном проёме, застыв в нём прекрасной живой картиной, а потом вышла.

«Ох! Не было печали… Придётся теперь ехать к Волконской», – расстроился Дмитрий.

Надин решила забежать к Волконским с утра пораньше. Этой привилегией сёстры Чернышёвы пользовались с особым удовольствием, ведь именно по утрам Зинаида Александровна оставалась одна и принадлежала только им. Надин хотелось поговорить с ней о Шереметеве. Раз Зизи назвала графа своим другом – значит, хорошо его знала.

Выяснив у дворецкого, что княгиня ещё не выходила, Надин поднялась на второй этаж. Она ожидала найти Зизи в постели, но ещё в коридоре услышала переливы низкого бархатного контральто. Княгиня пела. Это было что-то незнакомое, по крайней мере, Надин ещё не слышала ни такой мелодии, ни таких слов. Зинаида Александровна пела по-русски, и слова оказались не торжественно-возвышенными, а простыми, но так брали за душу, что Надин застыла на месте. Зизи пела о молодом изгнаннике, тот плыл в чужие страны, а в его родном краю остались разбитые иллюзии и утраченная юность. Надин даже представила изгнанника на палубе корабля, когда теплый, изумительный красоты голос вывел последнюю фразу:

Шуми, шуми, послушное ветрило,

Волнуйся подо мной, угрюмый океан…

В воздухе повисла тишина, и Надин вдруг осознала, что музыки-то не было, чудо сотворили обворожительный голос и потрясающие слова, а ведь казалось, что звучит целый оркестр. Что это? Наваждение?.. Надин постучала в дверь спальни и, услышав приглашение, вошла. Поздоровавшись, она тут же спросила:

– Что вы пели? Я слышала. Это божественно – всё так просто, а каждое слово берет за сердце!..

– Это Пушкин, моя дорогая, – улыбнулась княгиня. – Мой друг написал музыку на его стихи. Мне шепнули, что после коронации Пушкина примет государь, так что мы ждём его в Москве. Хочешь, я и тебя с ним познакомлю?