Охота на Мамонта - [9]

ИРИНА. Ну, как дела?

МИХЕЙЧИК. Две новости: одна плохая, другая очень плохая.

ИРИНА. Ну?

МИХЕЙЧИК. Результаты голосования. Из трехсот пятидесяти шашек только две черные. Догадайся с одного раза, чьи это.

ИРИНА. А очень плохая?

МИХЕЙЧИК. Белан через полгода станет молодым папой.

ИРИНА. Почему же это очень плохо? Ну, а насчет комиссии?

МИХЕЙЧИК. Все, как заказывали, мэм. Он нарушил два золотых правила на тиви: не трогай евреев и голубых. Теперь все просто так не успокоится.

ИРИНА. А где это у него было про голубых?

МИХЕЙЧИК. Не думай, что только ты такая запасливая. Другие тоже владеют чистописанием. Как-то одна дура его спросила: а правда ли, что вы голубой? Он ответил: я надеюсь, что это счастье у меня еще впереди, дайте мне сначала с женщинами как следует разобраться.

ИРИНА. И это все?

МИХЕЙЧИК. А тебе мало? Вчера разговаривал с одним французом о Белане. Тот сказал, что, конечно, свобода слова это величайшее достижение цивилизации, но только не для русских, потому что даже из этого вы способны сделать черт знает что. Между прочим председателем назначили Мохову Полину Сергеевну.

ИРИНА. Обрадовал! Для него любая женщина — это недоразвившийся мужчина. Ей ему на пятнадцать минут хватит.

МИХЕЙЧИК. Не скажи. Во-первых, она блестящий юрист с московским образованием и американской стажировкой, во-вторых, большая умница, трижды была замужем, сейчас свободна и яд из нее так и брызжет, а в-третьих, именно из-за того, что она недоразвившийся мужчина, он будет с ней деликатен и снисходителен.

ИРИНА. А что они могут с ним сделать?

МИХЕЙЧИК. То, чего даже он не может ожидать.

ИРИНА. Что именно?

МИХЕЙЧИК. А это мой секрет. Ты заказала его сломать, я это и делаю.

ИРИНА. «Я заказала». Да ты сам всю жизнь мечтал об этом. Разве нет?

МИХЕЙЧИК. Все-то ты знаешь.

ИРИНА. А если он примет эту новую работу и всех нас оставит с носом?

МИХЕЙЧИК. Но это тоже будет значить, что он сломан, поэтому наш договор все равно остается в силах, не так ли?

ИРИНА. Ты просто не знаешь, на что себя обрекаешь.

МИХЕЙЧИК. После двадцати лет общения с Беланом мне все твои взбрыкивания будут семечками.

ИРИНА. Посмотрим.

Сцена вторая

Квартира Белана. Тая подает Белану завтрак.

БЕЛАН. Слушай, ты все-таки не той профессией занимаешься. Из тебя первоклассный кулинар. Давай мы с Михейчиком купим тебе забегаловку и назовем ее «Обжорские грезы».

ТАЯ. Я сегодня видела нехороший сон. Рассказать?

БЕЛАН. Лучше не надо. Кстати, как там твой любвеобильный начальник поживает?

ТАЯ. Смотрит на меня испуганными глазами. В редакции даже спорят, кто теперь из нас завотделом. Ты ему не звонил?

БЕЛАН. Боже упаси! Только ужасом своего имени. И видишь, подействовало.

ТАЯ. Скажи, а они тебя могут снять с работы?

БЕЛАН. Пока я не совершил уголовного преступления и катастрофи-чески не снизил рейтинга популярности канала — навряд ли. По крайней мере так написано в моем контракте.

ТАЯ. А ты можешь мне его дать посмотреть?

БЕЛАН. Мой контракт? Он у Михейчика. Но я могу у него для тебя взять. Напомни только потом.

ТАЯ. Ну почему, почему все против тебя?

БЕЛАН (кричит). Хватит! Надоело! Почему все? Ты против меня? Михейчик против или Ирина? Что за навязчивая идея такая! Если я еще раз от тебя услышу, что все меня не любят…

Тая плачет.

Ну, извини, сорвался. Ну, прости. Нервы ни к черту, все это так просто не проходит. Я думал, что за четыре месяца ты уже изучила, что мне можно говорить, а что нет.

ТАЯ. Ты про себя мне никогда ничего не рассказываешь. Ну что я такого сказала?

БЕЛАН. Ты напомнила мне… Помнишь, как ты красочно описывала, что у вас в роду одни зеки и алкаши, но я больше всего уверен, что все они были любимыми детьми. А у меня все наоборот. Я почти эталон всех достоинств, но при этом не являюсь любимым сыном. Я проклят собственным отцом. Даже не знаю, что хуже.

ТАЯ. Как, проклят?

БЕЛАН. Когда мне было шестнадцать лет, я совершил преступление: украл у родной тетки сто рублей.

ТАЯ. И что?

БЕЛАН. Ничего. Об этом никто кроме тетки и родителей не узнал. Я как раз получал паспорт и отец сказал, чтобы я взял себе другую фамилию, не его. Так из Беланова я стал Беланом.

ТАЯ. Не может быть!

БЕЛАН. С тех пор я стараюсь прикасаться к деньгам как можно меньше. Так, кстати, когда я поступил в МГУ, и возник Михейчик, мой личный казначей.

ТАЯ. А с родителями? Ты с ними как?

БЕЛАН. Ты же знаешь как. Все в пределах приличий. Нормальная английская семья.

ТАЯ. А мать, она тебя не защищала?

БЕЛАН. А она ничего не знает. Я наплел ей бог знает чего, и она переживала уже не за меня, а за отца — какой я выродок, что искажаю их фамилию. До сих пор иногда пилит.

ТАЯ. Теперь понятно, почему ты запретил мне говорить им, что у нас будет ребенок? Сомневаешься, будут ли они рады? Но ведь сколько лет прошло.

БЕЛАН. Ну должны же быть у меня хоть какие-то отклонения от нормы.

ТАЯ. А может ты уже и сам этому не рад. Ты не хочешь, чтобы он был у нас, я же чувствую это. Но почему?

БЕЛАН. Вот потому. Наверно, надо было сразу еще тогда, в кабинете, рассказать тебе об этом, но я побоялся. Почему-то решил, что с твоей помощью сумею преодолеть это проклятие. Поэтому прошу, не обижайся на то, что я не сюсюкаю, как положено нормальным отцам, не говорю о пеленках и кроватках. Просто мне кажется, что если я не буду говорить об этом вслух и ничем себя не выдам, то ускользну от всего плохого и все у нас будет хорошо. Понимаешь о чем я?