Охота на левиафана - [9]

Некоторое время, с сердцем, исполненным тоски, я оставался почти неподвижен, изредка только делая необходимые движения, чтобы удерживаться на воде. Но вскоре, считая смерть неизбежной, я решил прекратить свои мучения и погрузиться с головой. Готов ли я был к самоубийству? Если да, то разве ужас положения не смягчал моего греха? Не могу уверить вас, что в эти минуты я предавался таким философским размышлениям. Я думал о доме, о братьях, сестрах, особенно о матери. Никогда я не сознавал так ясно всей правоты ее доводов и справедливости ее упреков, которыми она осыпала меня за неповиновение. О, зачем я не послушал ее предостережений! Только теперь я понял их мудрость.

Не могу определить, сколько времени я предавался этим мыслям. Я был как во сне, только инстинкт самосохранения заставлял меня двигаться, воля здесь была ни причем. Но я хорошо, даже слишком хорошо, помню то, что вывело меня из этого оцепенения. Это был труп человека с огромной раной, нанесенной холодным оружием. Волна пронесла его передо мною, прямо перед глазами, но я видел только его спину. Подхваченный волной, я обогнал его и увидел его лицо: это был Билл, наш рулевой. В ужасе от этого страшного зрелища, я быстро отвернулся и очутился лицом к лицу с другим потерпевшим крушение. Но этот не был мертв, по грудь в воде, он держался прямо, вероятно на каком-нибудь обломке. Высокая волна подняла его, и я увидел, что он сидит верхом на толстом бревне. Бревно было явно обломком нашей шлюпки. Что касается самого человека, то это был Коффен. Он еще держал в руке копье, которым готовился ударить самку, когда был сброшен в море. Это копье старинного образца, случайно попавшее в шлюпку, было так широко на конце, что Коффен пользовался им как веслом. Я не мог удержать радостного крика и, собрав все силы, поплыл прямо к Лиджу Коффену. Я считал себя спасенным.

Прошло всего несколько мгновений, и я убедился в своей ошибке. Когда я подплыл настолько близко, что уже мог разглядеть выражение лица Коффена, я увидел, что он стремится избежать встречи со мной, потому что он стал усиленно грести, чтобы увеличить расстояние, разделяющее нас. Его лоб омрачился, а на лице без труда читалось: «Тебе здесь делать нечего».

Но мое положение было не таково, чтобы я дал себя спровадить, вопрос, как и для него, стоял о спасении жизни, и я не хотел упустить единственный шанс. Я еще раз напряг силы и поплыл к обломку. Он заметил это и, перестав грести своим копьем, поднял его над головой. Если бы я не понял этого угрожающего жеста, то его слова рассеяли бы все мои сомнения.

– Назад! – крикнул он глухим и зловещим голосом. – Если приблизитесь, вы мертвец! Назад, в море, если дорожите жизнью!

Взгляд его глубоко запавших глаз, угрожающий тон, страшное красноречие жеста – все ясно говорило о его решимости ударить меня копьем, если я приближусь к нему на расстояние удара. Нечто еще более убедительное наглядно показывало мне ожидающую меня участь, если я не позабочусь о себе. Капризная волна опять нанесла на меня труп Билла, бросив его между мною и Коффеном. Когда Коффен заметил это, он резким жестом показал на труп и сказал:

– Вы видите это? Он сам виноват в своей смерти. Он хотел сесть рядом со мною. Но бревно может выдержать только одного, я принужден был сказать ему об этом. Но нет, он настаивал, и я должен был спасать свою жизнь... Вы поймете меня без слов, у вас есть глаза, чтобы видеть. Еще раз предупреждаю, не приближайтесь!

Я дошел до предела отчаяния, чтобы не бояться угроз, но его страшное признание заставило меня похолодеть от ужаса. Я перестал гнаться за ним и удовольствовался тем, что лишь удерживался на поверхности.

Чтобы избежать соседства с несчастным Биллом, я поплыл. Скорее какой-то инстинкт, чем воля, заставил меня издали следить за Коффеном, хотя ни малейшей надежды на помощь не оставалось. Было очевидно, что он не может помочь мне, не рискуя погибнуть сам. Я все еще видел его нахмуренный лоб, суровое безжалоствное лицо, крепко сжатые губы. Он действительно мог убить меня, если бы я к нему приблизился.

Тем не менее я продолжал следовать за ним, благоразумно держась на почтительном расстоянии от грозного оружия, которому он нашел такое страшное употребление.

4. ПОМНИТЕ БИЛЛА!

Почти десять минут я плыл за Коффеном. Он направлялся все прямо, кое-как помогая себе копьем, и я следовал за ним с такой легкостью, что иногда мне казалось, будто меня тащат на буксире. Мы продвигались вперед, сохраняя между собою одно и то же расстояние. Мы не обменялись больше ни единым словом, но каждый раз, когда он оборачивался ко мне, я видел на лице его все то же холодное, неумолимое выражение.

Я думаю, для него было бы большим облегчением, если бы я пошел ко дну. Я же, уверенный в своем искусстве плавать и в своей природной силе, думал, что смогу плыть за ним до бесконечности. Но все чаще спрашивал себя: для чего? Да, для чего? Однако словно какой-то необъяснимый магнит влек меня помимо моей воли за человеком, который не мог и не хотел оказать мне никакой помощи и, не моргнув глазом, убил бы меня, если бы я только протянул руку, чтобы коснуться его бревна. Может быть, я действительно находился под властью магнетизма и был зачарован Коффеном, как птичка змеей.