Охота на крутых - [50]

Через несколько минут услышал командный рык Вольвака:

– Веснин, открывай, козел! – И стук ногами в дверь номера. Изнутри не отвечали. Затем – хруст и треск выбиваемой двери, непонятный шум и вновь голос бывшего заместителя Тихонова:

– Руки, сучка! Убери ствол, падла!

И следом – пара выстрелов, по звуку – из табельного ПМ, а не из моего «Комбат матнума». Все! Окончен бал, тушите свечи!

Я спустился вновь на второй этаж, выдавил дверь одного из номеров, окна которого выходили во двор... Через пяток минут, сделав небольшой крюк по улицам, стоял метрах в ста от входа в гостиницу, курил и наблюдал. Минут десять еще в фойе ничего не происходило, затем к подъезду подскочила «скорая», в которую быстро загрузили на носилках тело, покрытое окровавленной в двух местах простыней, а плачущего Максима запихивал в «Волгу» сам Вольвак. Я смотрел вслед отъезжающим машинам так долго, что догоревшая до фильтра сигарета прижгла мне пальцы, как бы напоминая – все кончено, очнись!

Рядом я увидел полуоткрытый канализационный люк. В него и полетели наши паспорта: оба моих – засвеченные, и Анжелкин, который ей уже никогда не понадобится...

Осень 90‑го года. Западная Украина. Человек без документов, без денег, да еще и в розыске. Очень невеселая перспектива, доложу я вам!

Несколько дней я бомжевал, ночуя в лифтах многоэтажек – заклинив кнопку «СТОП». Потом закончились деньга, а есть хотелось. «Экспроприировал» в вечернем подъезде у какого‑то хмыря с рынка валюту, которую тот весь день «честно» зарабатывал на обмене (не без обмана). А через некоторое время нашел работу – одному директору местного ресторана очень полюбились кулачные бои и он организовал у себя в подвале под «кабаком» нечто вроде ночного тотализатора. Нанимались туда не по конкурсу дипломов, а просмотром в показательных драках. Я прошел испытание – директору понравилась моя жесткость ударов и высокая выносливость в спаррингах, и мы с ним заключили устное «джентльменское соглашение» – он меня поит, кормит и одевает, а я, когда заработаю, если, конечно, выживу к тому времени, – отдам. А в конце 92‑го, если надумаю уходить, он мне «выкатывает ксиву». Паспорт мне был нужен до зарезу, ну а розыск? Директор заверил меня, что все это – пыль дорожная и Западная Украина – вовсе не Восточная. Здесь и не таких прятали! С войны, мол, остатки войска Степы Бандеры живут й живут, кстати, яко у Христа за пазухой. Костелов здесь действительно – на каждом шагу, и на каждом Боженька с распростертыми крыльями‑ручками: «Приди ко мне».

Ну и пошло‑поехало: в неделю пара тренировок и один‑два боя по выходным. Чаще выигрывал, но бывали и проигрыши. В марте, например, попался в соперники венгр Милош. Так он, гадский папа, внешность мою подпортил – шрам мне своей «тигровой лапой» от глаза до челюсти оставил на долгую память. Но тот бой он все равно проиграл. Позже, когда мы с ним крепко подружились, он признался, что после такого повреждения на лице никак не ожидал от русского столько злобы и ярости в атаке. А что мне делать – целовать его в задницу после того, как он испортил мою фотогеничность? И еще одну новость я от него узнал: оказывается, в том бою я победил одного из знаменитых «тигров» отряда спецподразделения наемников, дислоцирующихся в Боснии. Подготовку Милош и его соотрядники проходили – закачаешься! Он сам запросто выполнял заднее сальто из положения сидя на корточках...

И все‑таки русская школа выживания и рукопашного боя оказалась на пункт выше. Хоть ножи он метал все‑таки во много раз лучше меня. И в виде извинения за нанесенную «царапину» Милош подарил мне выбросной нож спецнаемников команды «Тигр», с которым, как он сам признался, не расставался никогда до того. Все мои возражения и отнекивания он решительно пресек, заявив, что если венгр что‑нибудь дарит, то дарит от всей души, и это возврату не подлежит. Совсем как в наших комиссионках, подумалось тогда еще мне, с их идиотскими плакатами на полках «Купленная вещь обмену не подлежит». Шутки шутками, а растрогал он меня своим радушием до слез. Пришлось отдариваться классными часиками «Ролекс», которые я попутно с баксами «экспроприировал» в вечернем подъезде. В ответ Милош, узнав о моих проблемах с документами, неожиданно преподнес мне еще один поистине царский подарок – сделал через своих друзей мадьярский паспорт на имя Михая Дьердя – совершенно бесплатно.

В конце апреля 1991 года у меня накопилось три перелома кисти, сотрясение мозга и гематома надкостницы правой ноги. Зато я выжил, был свободен и имел в кармане аж два паспорта – второй, польский, на имя Войцеха Милашевича «подогнал» мне директор ресторана, как и договаривались. Еще в память о боях у меня скопилась кругленькая сумма в три с половиной тысячи баксов, с которой я, не медля и дня, укатил прямиком в Венгрию. Вы спросите – где в Венгрии можно отдохнуть? Любой мадьяр вам ответит – на Балатоне! Целых два месяца я бездельничал, смывая водичкой и выжигая солнцем все прошедшие проблемы и... придумывая себе новые: разработал детали поездки в гости к Саид‑Беку. «Сжег» на отдыхе почти половину валюты и подучил за это время довольно сложный для меня язык венгров. А в конце июля стоял уже перед столом досмотра на таможенном контроле погранпоста в Чопе. Родные русские братки усердно искали что‑то в моем новехоньком «дипломате», хотя там, кроме бланков коммерческих договоров и туалетных принадлежностей, ничего не было. А вот в кармане пиджака, в пачке «Данхилла», лежал единственный комплект пластиката «Мини». Ничего, провез без проблем! Перед вылетом в Ташкент проведал могилу Олега Калинина на московском кладбище, зарядился «добрейшими» чувствами к борцу с неверными и убыл...