Охота на Кавказе - [7]

Я просидел в таком положении довольно долго, как вдруг вдали услыхал голос собаки. Впрочем, и прежде несколько раз воображалось мне, что я слышу лай ее; но оказывалось, что это или был крик сойки» или какой-либо случайный звук. Теперь же я слышал ясно, что собака гнала и все приближалась ко мне; наконец, послышался треск… яснее и яснее… Зверь шел вдоль леса, мимо меня; но лес в этом месте был так густ, что я никак не мог увидеть зверя. Вдруг треск смолк, как будто зверь остановился. Я решился сделать несколько шагов, чтобы зайти с другой стороны чащи, против которой я стоял; но какая-то подлая ветка хрустнула у меня под ногой — и зверь пошел дальше. Опять неудача! Собака, между тем, шла за зверем, изредка подавая голос… Я уже думал, что охота наша решительно не удалась, как вдруг раздался выстрел. Кто стрелял? по чем? попал или нет? Все эти вопросы разом явились в моей голове… Я стал прислушиваться: собака продолжала гнать. «Стало быть промах!» — подумал я и отправился назад. Выйдя на перекресток, на старой канаве, я увидел Епишку, заряжавшего ружье.

— По чем стрелял?

— По ланке.

— Что, промах? — продолжал я.

— Нет! я хорошо стрелял, — отвечал старик, — должно быть, попал.

— Куда стрелял?

— В бок… Пойдем искать крови…

Действительно, через несколько шагов, на снегу показалась кровь. Мы пошли далее. Вдруг собака, голос которой раздавался впереди нас, остановясь, начала брехать на месте, несколько вправо от нас. Мы пошли по этому направлению, старик — впереди, и я насилу поспевал за ним, с трудом пробираясь по чаще. Наконец, я совсем отстал от Епишки; когда догнал его, глазам моим представилась самая несчастная фигура: ружье свое он прислонил к дереву, шапка его лежала на земле, руки были опущены; сам он стоял словно опущенный в воду и покачивал головой. Лишь только увидел меня старик, как начал, с комическим отчаянием, колотить себя по щекам.

— Палок на дядю! палок! — кричал он. — Ах, я старый пес! Ведь это, батенька мой, Рябчик на кабана брехал, а я, старый дурак, думал, что он дошел до раненой ланки, и ломлюсь к нему, как черт какой, да еще с подветру!.. Кабан меня как услыхал… у-хх! да и пошел!.. Тут я себе взял за бороду, да уж поздно…

— Что ж теперь делать?

— Да надо идти за ним: может, бог даст, где-нибудь и остановится.

Но я так устал, что решительно отказался идти.

— Ну, так выходи на дорожку — вот сюда, — сказал мне старик, показывая рукой вправо, а сам, взяв ружье, побрел целиком через лес.

«Экой здоровый мужчина!» — подумал я, с небольшой завистью, и начал выбираться на дорожку; кой-как добрел до нее и, совершенно мокрый, усталый и измученный, лег отдохнуть на снег. Не ближе, как часа через полтора, возвратился старик. С ним был и Алексей. Я уже отдохнул и ходил взад и вперед по дорожке, чтобы согреть ноги.

— Ну, что?

— Ушел чрез поляну, мимо поста, в большой камыш.

— А Рябчик?

— Пошел за ним.

— Что ж мы будем делать?

— Надо идти отыскивать лань.

Пошли, — я следом, или, лучше сказать, кровью, потому что ее, с каждым шагом, было больше и больше; Епишка шел справа, Алексей — слева. Вдруг Алексей остановился и начал целиться. Смотря по направлению его ружья, я увидел лань, которая в то самое время, как Алексей выстрелил, стояла прислонясь к дереву, опустив голову и высуня язык. После выстрела она подняла голову, зашаталась и упала. Когда же мы подошли к лани, она была уже мертва. Первая пуля пробила ей живот, вторая разбила все передние лопатки. Подтащив убитое животное ближе к дороге, мы отправились домой…

Охота эта, хотя и довольно удачная, мне не понравилась. Охота может быть или правильною, или неправильною. Правильною называется такая охота, где удача зависит от соблюдения известных правил, основанных, разумеется, на опыте; неправильная охота — та, где удача зависит более от случая или от таких обстоятельств, которые невозможно подвести ни под какие правила. Ясно, что охота, которую я сейчас описывал, неправильная. Но не понравилась она мне совсем не потому, — я не педант на охоте, — а оттого, что такого рода охота требует слишком много опытности, терпения, неутомимости; кроме того, она слишком зависит от случая, слишком однообразна и неблагодарна. Вообще, охотиться таким образом может только такой человек, как мой хозяин, который привык к этому роду охоты с малолетства и который не имеет никакого понятия о правильной охоте, с гончими. Впрочем, и старик наш впоследствии начал понимать и ценить ее, именно когда, достаточно ознакомясь с местностью и сформировав маленькую, но хорошую стаю гончих (у меня никогда не было на пуску более двух смычков), я стал часто бить из-под них оленей, кабанов и диких коз.

3. Тарумовка

_{Кизлярские сады}

Вниз по Тереку, ниже Кизляра, лежат несколько русских помещичьих деревень, окруженных степью, камышом, озерами и болотами. Летом, когда Терек, от таяния снегов в городе, разольется, вода бежит по всем канавам, ерикам, протокам, вообще по всем низким местам, в степь, наполняет озера, болота, камыши. Эти последние делаются решительно непроходимыми. Зато какое раздолье для всякой дичи! Выводки всех возможных пород диких уток спокойно плавают между камышами, под предводительством матерых уток и красных селезней. На каждой травке, на каждом островке, на берегу каждой канавки неподвижно сидят целые стаи белых колпиков, или черных бакланов и караваек, между тем как цапли и огромные белые чепуры важно расхаживают по воде, а резвые кулики самых разнообразных пород, начиная с крошечного песочника до долгоносого штигля, с красивого кроншнепа до уродливого кривоноса, с робкого бекаса до забияки турухтана, проворно бегают по берегу или со свистом перелетают с одного места на другое. На озерах стадами сидят молодые серые лебеди, только что выбравшиеся на просторное озеро из густых камышей. Яркий солнечный свет, голубое небо, прозрачная вода и свежий ветерок, изредка пробегающий по озеру, — все это дико и ново для них. Они теснятся в кучи и робко озираются, между тем, как старые лебеди, белые как снег, попарно и важно плавают посредине озера, вытянув шею и тихо поворачивая голову то вправо, то влево, как будто любуются своим молодым поколением. На мелких озерах и узких протоках собираются птицы-бабы. Выстроясь в ряд, они или чинно плавают, или, с криком шлепая по воде своими широкими крыльями, гоняют рыбу; а крикливые чайки и рыболовы, быстро махая крыльями, то неподвижно стоят над бабами в воздухе, то камнем опускаются в воду, или, стрелой пролетая над ее поверхностью, хватают добычу из-под носа этих тяжелых птиц. Красные утки облепили одинокие деревья и, по временам, дают знать о себе своим грустно-диким голосом, похожим на стон ребенка или крик дикой кошки. В высоких местах, в кустах громко перекликаются фазаны, в болоте ревет выпь, а в самой чаще камышей целый день гогочут невидимые стада казарок и гусей. В это время дикие гуси линяют и держатся в самых крепких местах, только по ночам выплывая на озера и разливы. Но с приближением осени птицы эти делаются деятельнее, предприимчивее. Молодые гуси уже совсем оперились, старые вылиняли. Огромная стая их, с криком, с утра до вечера носится над камышами, пробуя свои силы и приготовляясь к дальнему путешествию. День кончается, и гуси далеко улетают в степи, где и пасутся всю ночь, лишь к утру возвращаясь в свои родные камыши…