Охота на Кавказе - [17]

— Ведь это неприятель? — спросил я у солдат.

— Кажется, неприятель, — отвечали мне.

Я стал смотреть на эту мнимую партию. Голова нашего отряда уже поравнялась с ней, а она не шевелились.

— Да это кладбище, — сказали солдаты, что и действительно было так.

— А вот это так не кладбище, — говорил один из офицеров, ехавших подле орудий, показывая влево, где также виднелась какая-то черная масса, но уже движущаяся.

Она все более и более приближалась к авангарду, от которого отделилось несколько человек конных, поскакавших по направлению партии.

— Сейчас начнется потеха! — сказал я.

И действительно, раздалось несколько ружейных выстрелов. Партия направилась мимо отряда к нам. Вдруг крик: «козы! козы!» и мы увидели, что приняли издали за партию неприятелей огромный табун диких коз. Не только мне, но даже старым охотникам, как они говорили, не случалось

видеть такого огромного табуна: коз было, по крайней мере, тысячи полторы.

Все верховые понеслись навстречу неприятелю этого нового рода. Бедные животные почти не могли бежать; острые копыта пробивали череп, который резал им ноги. Их стреляли, рубили шашками, загоняли в самый отряд, так что даже пехотинцы закололи несколько коз штыками. Я вскочил в самую средину большого косяка. Ружья у меня не было, а о шашке я совсем забыл. Козы стали кругом моей лошади. Наконец, косяк разбили на две партии, из которых одна побежала прямо на отряд и была встречена чуть не батальонным огнем. Но только одна коза осталась на месте, другие рассыпались по степи, несколько коз бросились на отряд и проскочили между повозками и людьми. Скачка и стрельба продолжались во все время перехода, так что когда мы подошли к Казакачам, то почти все казаки, милиционеры и офицеры вели своих лошадей в поводу: многие из лошадей были ранены, почти все перерезали себе ноги. Казалось, будто отряд вышел из жаркого кавалерийского дела. Зато на каждой повозке, на орудиях и тороках у казаков, — везде виднелись убитые козы.

Под конец перехода, жалея лошадь, я ехал шагом около отряда и любовался на эту импровизированную охоту. Я подметил несколько превосходных выстрелов и лихих ударов. Недалеко от меня, кто-то с одного удара шашки разрубил козу пополам, ударив ее по пояснице, так что обе половинки держались, после удара, только на одной брюшной коже. Зато сколько было и неудачных ударов! Многие, вместо козы, попадали по лошади; другие, на всем скаку, опрокидывались с лошадью. Однако ж все кончилось благополучно: никого из людей не ранили, никто не ушибся опасно, что легко могло случиться в этой сумятице. Хорошо еще, что не пришлось встретиться с какой-нибудь неприятельской партией: многие в отряде, увлекшись погоней за козами, ускакали даже за несколько верст и неоднократно совершенно скрывались из виду, так что чеченцам легко было овладеть ими, и мы хватились бы этих господ разве только в Казакачах, куда и пришли вечером.

Зимой коз редко находят в степи: обыкновенно, на это время они уходят в лес. И если мы застали такой огромный их табун на левой, то есть степной стороне Сунжи, то это по причине больших снегов, выпавших в декабре месяце в Чечне и заставивших коз перекочевать из лесов, в степь. Доказательством этому служило то, что все убитые нами в этот день козы принадлежали к породе лесных.

На Кавказе водятся две породы коз: степная и лесная. Первая гораздо больше и сильнее. Летом шерсть на них несравненно темнее, почти бурая, зимой — такая же серая, как на лесной. Она преимущественно держится на плоскости в степях, камышах и бурьянах, или попадается в лесу, но не в большом, а в отъемных островах, которые примыкают к степи, или к опушке. В горах степных коз совсем нет. Лесная коза, напротив, водится в горах и в больших лесах. Она меньше, слабее, зато гораздо быстрее степной. С гончими ее трудно выгнать на опушку; а если застанешь ее в поле, она бежит к лесу. Напротив, степная коза в лесу под гончими долго не держится, а идет в опушку; если ж застанут ее в поле, она, надеясь на свою силу, идет вдаль. Поэтому с конной облавой можно охотиться только за степными козами, и лучшее время для этого — лето. Во-первых, потому, что осенью и зимой козы держатся, обыкновенно, или около опушки лесов, или в больших, так называемых теплых, привольных местах; а весной, когда козы котны или с детьми, они также предпочитают крепкие места и только летом ложатся в степных бурьянах. Во-вторых, в жар, коза лежит очень крепко и не может бежать долго, потому что скоро утомляется. Оттого облавой ходят за козами обыкновенно в самый жар, около полудня.

Однажды, приехав в гости к одному знакомому мне кабардинцу (в Большой Кабарде), князю Адыку Наврузову, я участвовал в такой охоте. Князь, зная, что я большой охотник, хотел угостить меня ею; но был июнь месяц — самая глухая пора для охоты: птица линяет, следовательно с ястребом и соколом ездить нельзя, — с борзыми тоже, потому что жарко. Оставалось одно — охотиться за козами. Вот мы и отправились. До места охоты было верст десять; поэтому мы выехали часу в девятом и ехали большим шагом. Вправо от нас виднелся Боксан, окаймленный зеленым кустарником. Изредка, где-нибудь на изгибе, показывались его быстрые воды, которые, словно радуясь, что вырвались из крутых берегов и густой тени нависшего над ними кустарника, весело блестели на солнце. Влево тянулись волнообразные холмы, покрытые желтой, выгоревшей травой. Кое-где на них лепился кустарник или высовывалась причудливая скала. За этими холмами медленно ползли серые облака, то спираясь и клубясь, как в котле, в каком-нибудь ущелье, то змейками расползаясь по вершинам холмов. Из-за облаков торчали зубцы снежных гор.