Охота на императора - [131]

– А мы второй раз вас тут и не ждали, – прошептала им вслед хозяйка.

– Почему мы ушли? – удивленно воскликнул полицейский, как только они оказались на Малой садовой. – Торговля сырами, а картина с осетриной. Супруги, а кровати врозь стоят, и что это за сметана в подвале? Почему хозяйка трет подоконник, когда у нее в подвале протекает бочка со сметаной?

– Уважаемый, как вас там… Мы провели дознание, выполнили все поручения, и в отчете будет написано, что ничего, что вызвало бы подозрение в смысле безопасности государя, я отразить не могу. Вы бомбу видели?

Полицейский напряг грудь так, что она чуть не оторвала пуговицы на шинели. Знай он, каким важным дознанием занимался, да разве бы…

Военный инженер, словно прочитав его мысли, сразу же парировал:

– И я не видел! Но, без сомнения, я укажу на вашу ретивость и внимательность! Такого спеца еще поискать нужно! Вам бы в Третье отделение, или как там оно теперь называется! Слава Богу, что мы не нарвались на бомбистов, право дело. Не сомневаюсь, что ваш рэвольвэр нашел бы себе работу!

Дворник некоторое время кивал неизвестному господину, который расхваливал городового, а потом молча откланялся и, размахивая метлой, отправился в сторону подворотни, расчищая себе и прохожим путь от утренней пороши.

Приоткрыв дверь, Софья проводила взглядом полицейского, который в одиночестве направился в сторону Михайловского манежа, вглядываясь в окна закрытых еще торговых заведений.

– Ну что же… Лузгин, говорите… Он нам не помешает. Не успеет. Приговор будет приведен в исполнение сегодня.

В голосе маленькой женщины с высоким лбом и собранными в плотный узел волосами звучал металл, который не позволил бы никому усомниться. Эта – сдержит свое слово. Именно таким жестким тоном барышня, именовавшая себя мещанкой Марией Семеновной Сухоруковой, арендовавшая вместе с супругом дом вдоль железнодорожного полотна в Москве, смогла заставить своих единомышленников прошлой зимой докопать тоннель для закладки мины под царский поезд. Это она с иконой в руках отбила натиск соседей, стремившихся потушить их горящий забор во время пожара в слободке. Это она смогла отвести все подозрения от усадьбы, пока там велся подкоп под пути, а затем, потерпев неудачу, хладнокровно переоделась в институтку и смогла уйти от преследования, просто уехав в Петербург поездом под носом у Третьего отделения.

«Все меняется. Я не могу рисковать. Задействуем запасный план…» – супруга купца Кобозева спешно снимала передник, чтобы отправиться в кофейню Андреева, где её появления на всякий случай уже ожидали нужные люди с бумажными свертками в руках…

* * *

Тучная женщина в коротком, но толстом тулупе, подчеркивавшем дородность её форм, в двух платках на седую голову громко причитала, глядя под ноги и осторожно ступая по скользким камням панели Екатерининского канала. На углу Инженерной она огляделась по сторонам, стараясь поверх голов прохожих рассмотреть знакомую фигуру внучка Николаши.[56]

Пятнадцать месяцев назад Нюра, оставив в Москве свою лавку на Болоте в ведении мужа, примчалась на поезде в Петербург спасать внука от чахотки. В кратчайшие сроки волевая женщина навела в своем новом доме железный порядок. Справилась со скандальным зятем, приструнила ленивую и безответственную дочь, да так и осталась в столице, решив открыть мясную лавку на Сенном рынке. Энергичная натура торговки не терпела бездействия и дела пошли в гору – появились некоторые деньги, за которые она приодела Николашу, трудившегося после выздоровления при ней на разносе. В его обязанности входило ежедневно делать три, а то и четыре ходки по городу с корзиной, полной мяса – Нюра в силу общительности своего характера быстро нашла себе постоянную клиентуру в поварской среде и несколько греческих кухмистерских заведений на условиях доставки регулярно оставляли у нее приличные деньги, особенно – по выходным.[57]

Сегодня было воскресенье. Ранним утром, Нюра выдала внуку задание, и он уже доставил по назначению две корзины. К обеду осталась еще одна, которую ожидали на Казанской улице. Колюшок забрал из бабкиной лавки последнюю корзину с семнадцатью фунтами говяжьей мякоти и ребер в два часа пополудни. Каково же было удивление Нюры, когда к ней в ряды под самое закрытие с криком и шумом заявился скандального вида стряпчий, поставивший ультиматум от своего хозяина – грека: если через двадцать минут заказанного мяса не будет, то ни одно из его заведений больше не возьмет у нее ни фунта. Никогда. И еще хоть раз при доставке корзины случится оплошность более, чем на четверть часа, то никакая скидка в цене ей не поможет, а пока – штраф за то, что подвела. Тридцать копеек.

Нюра вдохнула полной грудью и ответила наглому юнцу громко, убедительно, не выбирая выражений, но тут же осеклась, вовремя сообразив, что сама допустила роковую ошибку – последним адресом она отправила Николашу совсем в другом направлении, туда, где его сегодня совсем не ждали.

Чертыхаясь и тяжело дыша, торговка преодолевала ледяные буераки, айсбергами торчащие своими верхушками из снежной каши, что равномерно покрыла панель Екатерининского канала. Среди немногочисленных силуэтов прохожих отчетливо выделялась фигура её внука. Нюра издалека приметила плетеную корзину с мясом, которую мальчик всегда носил на голове – и руки не устают, и спина не болит.