Охота на банкира - [9]

Я познакомился с Михаилом Прохоровым, щеголявшим немыслимой для простого советского служащего пачкой 50-фунтовых банкнот, с Владимиром Потаниным, с покойным Владимиром Виноградовым, хозяином Инкомбанка, с владельцами только появившихся первых коммерческих банков «Империал» и «Российский кредит» Сергеем Родионовым и Виталием Малкиным, с Олегом Бойко, который торговал компьютерами и оперировал валютой. Мой школьный друг Мамут оказался в водовороте бизнеса – он, как юрист, обслуживал почти всех, включая Ходорковского, и прилетал открывать ему счета. Мне, с моей зарплатой в несколько сотен фунтов, было довольно непривычно смотреть на то, как «новые русские» гуляли по ночам в клубах и ресторанах.

В апреле 1989 года, еще при Маргарет Тэтчер, в Лондон со вторым официальным визитом приехал генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачев (первый раз он приезжал в 1984-м, еще будучи одним из членов Политбюро). По моим прикидкам, у СССР намечался дефолт по внешним долгам – ситуация достигла критического уровня. В посольстве были свои интриги, и меня допустили до Горбачева только в два часа ночи. Замятин, Чрезвычайный и Полномочный Посол, сам не хотел докладывать о моем, как он понял, вполне корректном научном открытии. «Пойдешь сам – доложишь», – сказал Леонид Митрофанович.

Генсек сидел за столом посла в закрытом помещении, где работали «шумелки», забивавшие любой эфир. Там находилось человек 20, а накурено было так, что ничего не видно. Представил посол меня так: «Это, Михаил Сергеевич, человек от ближних соседей (зловещая пауза…), но у него есть что рассказать». Таким образом Замятин «проложился» – мол, если доклад не понравится, он тут ни при чем.

Я сказал Горбачеву, что вскоре будет невозможно обслуживать государственный долг, объяснил, почему и как. Кто-то стал возражать. Меня, что называется, засвистали. В тот момент никто не мог поверить, что такое возможно – казалось, что советский колосс прочно стоит на ногах. Через каких-то полтора года Горбачев направил новому премьер-министру Соединенного Королевства Джону Мейджору следующую телеграмму:

«Дорогой Джон!

Обращаюсь к Вам как к координатору «большой семерки» со срочной просьбой о финансовой помощи.

Несмотря на все принятые меры, валютная ситуация грозит обвалом. До середины ноября нехватка ликвидных валютных ресурсов для выполнения обязательств по внешнему долгу СССР составляет около 320 миллионов долларов и до конца текущего года может достичь 3,6 миллиарда. Все основные расчеты были представлены экспертам «группы семи» в Москве 27–28 октября.

Во избежание нежелательного оборота дела, Джон, прошу о предоставлении нам ликвидных ресурсов в любой приемлемой для Вас форме в сумме 1,5 миллиарда долларов, в том числе 320 миллионов до середины ноября.

Михаил Горбачев, 2 ноября 1991 года».

Дефолт СССР, о котором я предупреждал, вскоре случился. Это произошло 28 ноября 1991 года, когда Внешэкономбанк прекратил операции и фактически объявил себя банкротом. Еще через неделю в Беловежской Пуще руководители России, Украины и Белоруссии объявили о роспуске Советского Союза, а 25 декабря Горбачев выступил по центральному телевидению с прощальным обращением президента СССР к согражданам.

Как заработать миллиард и остаться честным человеком

В начале 1992 года, будучи уже подполковником, я вернулся из, как принято говорить, продолжительной загранкомандировки. Точнее, не вернулся, а отозвали: высокопоставленный «чистый», но тесно связанный с нашей службой дипломат безосновательно приревновал ко мне свою жену, сообщил, что я потерял какую-то бессмысленную несекретную бумагу, и по моему поводу началась проверка. Бумагу он отдал мне сам с разрешением ссылаться на нее на открытой конференции, где я ее… прочитал.

Перед отъездом я за два дня написал огромную телеграмму, страниц на 15, – о том, как строить экономическую разведку, какие в ней должны быть направления, какие подразделения, какие вопросы она должна решать, как готовить кадры и т. д. Это был ответ на запрос. Как выяснилось, записка попала к вновь назначенному директору Службы внешней разведки Евгению Примакову. Он, как человек внеклановый, попросил меня разыскать. Через три дня после возвращения я был в его кабинете.

Примаков немного знал меня по прошлой жизни – я дружил с его дочкой и бывал у них дома. «Здравствуйте, Саша! Вот я вашу телеграмму читаю, – перед ним действительно лежит моя телеграмма, вся исчерканная, обклеенная стикерами, помеченная разными фломастерами. – Мы два часа вчера эту телеграмму обсуждали. А чего вы грустный такой?» Я объясняю, что меня подозревают в абсурде. Примаков час обсуждает тему и в конце беседы звонит начальнику управления: «У вас там недоразумение по Лебедеву? Просьба доверять ему, он толковый и дисциплинированный сотрудник». Предлагает мне либо генеральскую должность – возглавить службу внешней экономической разведки, либо возврат в Лондон. «Знаете, Евгений Максимович, – говорю. – Я с вашей легкой руки попаду в очень сложную интригу. Если какой-то подполковник получит генеральскую должность в новом управлении, меня тут же начнут гнобить. И вы меня не прикроете. Я уеду еще месяца на три, а потом уйду со службы – в бизнес». Примаков резюмировал: «Воля ваша».