Ох, уж эта Зойка - [15]

Глебу было не до гостей.

— И всё ты про героев! — капризно сказала Зойка. — И в книжках только про битвы выискиваешь. Хотела бы я увидеть хоть одного живого героя.

— Живого героя? — воскликнул Глеб. — А дедушка? Ты что, не знаешь, что дедушка в гражданскую войну сражался вместе с будёновцами? Ему тогда семнадцать лет было, и он на коне скакал. А в эту войну, в Оте-че-ственную, он был майором, а потом полковником. У дедушки и орден есть, и медали.

— Знаю, знаю, — сказала Зойка. — Ты же вечно заставляешь его рассказывать, как я могу не знать? А кроме дедушки, я ни одного героя не видела живого. Только на картинках, в кино и по телевизору.

Баба Вера, сидя в кресле под торшером, вязала для дяди Юры толстые спортивные носки. Чтобы ему тепло было на лыжах кататься. Она сдвинула очки на лоб и посмотрела на Зойку.

— Так ты, кроме дедушки, ни одного героя не видела? А между тем герой постоянно возле тебя, совсем рядышком.

— Где? — изумилась Зойка. — Что ты такое говоришь?

Глеб перестал сражаться и стоял, прислушиваясь.

— А баба Люба? — сказала баба Вера. — Она самый настоящий герой. У неё тоже есть медали: и «За победу над Германией», и «За отвагу», и «За боевые заслуги», и ещё какая-то, забыла сейчас…

— Почему-у? — Зойка в себя не могла прийти от удивления.

— Но ведь наша баба Люба на войне вытащила из-под огня десятки раненых. Она была сандружинницей, потом медсестрой в полевых госпиталях. Под пулями, под снарядами ползала, перевязывала раненых, тащила их на себе.

— Я в кино видел, как военные медсестры спасают раненых! — с воодушевлением сказал Глеб.

А Зойка спросила с недоумением:

— Ползала по земле? Такая толстая?

Баба Вера вздохнула:

— Так разве она тогда такая была? Любаша была стройная, красивая. Это после тяжёлого ранения у неё сердце совсем испортилось.

— Но как же она нам ничего не рассказывала? — спросил Глеб. — И почему она медали не надевает? Хоть по праздникам? Как дедушка.

— Очень уж она у нас скромная, — ответила баба Вера. — Любочка вообще про себя не любит говорить. И ты, Глебушка, пожалуйста, её не расспрашивай. Ведь она тебе про военные подвиги рассказывает…

— Да! — закивал Глеб. — Про солдат, про военных! А про себя-то саму? Я даже не знал, что баба Люба на войне была.

— Так она и всегда про других. И — для других. У нашей бабы Любы, ребятки, столько было тяжёлого в жизни. Вот сейчас её дома нет…

— В Филармонию с бабой Маней пошла, — вставила Зойка.

— … так я вам говорю про неё. А при ней и обмолвиться нельзя. Не может она вспоминать. У Любочки мужа на фронте убили, так же, как и вашего другого дедушку, папу вашего папы, а сынишка её погиб в бомбёжке вместе с бабушкой, моей и Любиной мамой. Ой, да не будем об этом… — Баба Вера вытащила из кармана фартука носовой платок и высморкалась, потом сняла очки и протёрла их, потом вытерла глаза.

Дети стояли молча и растерянно смотрели на слезинки, бегущие по извилистым морщинам на бабушкиных щеках. Зойка кинулась к бабушке и прижалась к её плечу:

— Не плачь!

Глеб погладил бабушку по седой голове.

— Баба Вера, — осторожно спросила Зойка, — о каком сынишке ты сказала?

Баба Вера откашлялась и проговорила тихонько:

— У бабы Любы был сынишка, чудесный карапуз, три года ему было, когда началась война. Славик. Сейчас бы ему уже двадцать семь лет было, старше дяди Юры.

— Бомба в него попала? — сдавленным голосом спросил Глеб.

Баба Вера кивнула и опять взялась за носовой платок.

— А папа наш воевал на фронте? — спросила Зойка.

Неожиданно баба Вера фыркнула в платок. На глазах слёзы, а сама смеётся.

— Скажешь тоже! Как мог твой папа воевать, когда он в то время был малышом? Как Глеб!

— Я большой! — Глеб выпрямился, встал по стойке «смирно».

— Да, да, конечно, ты большой, — согласилась баба Вера. — Папа был тогда немножко помладше.

— Немножко помладше, значит, такой, как я, — сказала Зойка. — А я тоже большая, школьница, а ты говоришь — «малыш».

— Но на фронт-то вас с Глебом ещё не взяли бы.

Глеб стоял в глубокой задумчивости.

— Баба Вера, послушай… — проговорил он медленно. — А я ведь не знал, совсем не знал! Она была тяжело ранена… куда?

— В грудь… Чуть не умерла…

— А потом что? — спросил Глеб.

— Потом поправилась, выходили её врачи. И стала работать медсестрой в больнице. И туда же поступила работать медсестричкой ваша мамочка. И ваша мама как-то пришла к бабе Любе в гости. И познакомилась с вашим папой.

— Нас тогда ещё не было? — спросила Зойка.

— Нет, — ответила баба Вера. — До того, как Витя познакомился с Машенькой, вас ещё не было. А сейчас вы живо отправитесь спать. Вот и весь вам мой сказ!

Куклы вместе с Зойкой быстро съели всё гостевое угощенье. Потом пришлось идти умываться.

В эту ночь Зойке снилась красивая, как царевна в сказке, девушка в военной форме. Девушка стояла посреди языков пламени. Кругом толпились люди и спрашивали: «Кто это? Кто это?» А голос бабы Веры отвечал: «Конечно, это баба Люба. Пока бомба не убила её сыночка и её не ранили тяжело, она была такая красивая». Вдруг к огню подбежал кудрявый толстенький карапузик, протянул ручки и крикнул: «Мама!» Зойка поняла, что это сынишка бабы Любы, Славик. От испуга, что сейчас он обожжётся, она громко закричала. И проснулась. Над ней склонилась баба Люба. Толстая, в халате.