Ох и трудная это забота - из берлоги тянуть бегемота. Книга 1 - [14]

Шрифт
Интервал

— Это, Владимир Ильич, волшебный народный напиток, больше известный под названием водка.

— Надо же! — изумился Мишенин, поднося свою кружку. — Так я и думал. Пострадавшим в первую очередь!

— За начало путешествия, господа!

— Славно-то как! — усердно работая челюстями, произнес Ильич.

— Эт точно! — подмигнул ему Зверев, отбивая сургуч со второго «мерзавчика».

Борис свернул самокрутку. Табачок был не очень ядреный, с легким привкусом меда. Мелькнула легкомысленная мыслишка: Вернусь, буду курить «Каприз».

Неспешно попивая чаек, он бездумно поглядывал на увлеченно беседующих друзей. Сознание выхватывало отдельные фразы:

— Дим, как вы после переноса без еды-то шли, зима же?

— Так куда было деваться.

— И без топора?

— Каждый вечер лыжами копали снежную яму и ломали лапник. Без топора с дровами было худо…

— Шли мы однажды на байдах Вуоксу…

— А какую я однажды встретил мадам…

Глядя на этот костер в подмосковном лесу, на такой привычный зимний бивуак и звездное небо, Борис вдруг отчетливо услышал торжественно грянувшее:

  Одинокий гитарист в придорожном ресторане.
  Черной свечкой кипарис между звездами в окне.
  Он играет и поет, сидя будто в черной раме,
  Море черное за ним при прожекторной луне.
  И витает, как дымок, христианская идея,
  Что когда-то повезет, если вдруг не повезло,
  Он играет и поет, все надеясь и надеясь,
  Что когда-нибудь добро победит в борьбе со злом.
  Ах, как трудно будет нам, если мы ему поверим…
  С этим веком наш роман бессердечен и нечист,
  Но спасает нас в ночи от позорного безверья
  Колокольчик под дугой — одинокий гитарист.

Все вокруг кричало, что он дома! Дома! В своем времени! В голове не укладывалось, что вот сейчас, подняв голову, он не увидит мерцания проблесковых огней воздушного лайнера. А утром не услышат тарахтенья полуразвалившегося сельского газика. Такого просто не могло не быть!

— Черт, как навалилось! Димка плесни, — хрипло сорвалось со ставших вдруг непослушными губ.

Звякнула кружка.

— Старый, на, закуси.

— Ты закури, легче будет. Ты не думай, все будет нормально.

— Да, мужики, попали мы. Убил бы этих экспериментаторов.

— Ильич, помоги сдвинуть костер к дальнему краю. Вот так.

— Теперь стелим лапник, вон ту большую лапу в ноги брось.

— Нет, этим лапником сверху укроемся. Достань свою малую овчинку. Снизу ее постелем, сверху накроемся моею.

— Ложись, Старый, отдыхай.

Федотов лежал на подогреваемой снизу овчинке. Глядя на усыпанное звездами небо, он не мог забыть, как необычно звучал «Одинокий гитарист».

«А может, это был последний подарок судьбы и мы побывали дома»?

* * *

Борис проснулся, когда утро только обозначилось. От вечерних печалей не осталось и следа. Лишь легкая грусть на секунду всколыхнулась в груди, чтобы тут же растаять.

Прикрыв овчиной посапывающего Ильича, Федотов привычно определил, что мороз никак не меньше двадцати градусов.

Прислушался. Если в утреннем морозном лесу включить шумомер, он покажет полную тишину. Такую же тишину покажет прибор в пасмурную погоду. Однако человек слышит иное. В морозное утро в полной тишине слышен какой-то торжественный звон не звон, но некий звук, которому трудно дать определение. Такое можно уловить только в полной тишине и всегда хочется растянуть эти минуты.

Сухая еловая лапа, брошенная на подернутые пеплом угли, отозвалась вспышкой яростного бездымного пламени. Мороз мгновенно отступил, будто и не было его.

Через двадцать минут под веселое «Эй, сонное царство, вставай, пора шнурки гладить» в закипающую воду полетела греча.

Дальнейший путь до пригорода старой Москвы мало чем отличался от описанного. Вставали с первым призрачным светом. Шли, пока держал наст. Сторонились жилья и редких дорог. Это было нетрудно — севернее Москвы простиралась непролазная тайга, в точности, как в начале XXI на границе с Тверской губернией. Под стать была и плотность населения. Если южнее Москвы толкались деревенька на деревеньке, то чуть севернее был полный голяк. Порою можно было пройти полста километров так и не встретив жилья.

Хозяйственными работами теперь распоряжался Ильич. Рассчитывая отвлечь товарища от переживаний, Федотов передал ему часть своих полномочий.

К вечеру второго дня Мишенин немного отошел, отряхнулся от пережитого. Неожиданно для Зверева он оказался и расторопным, и работящим. Вове пришлось по душе каждый вечер копать снежную яму и готовить ужин. Борис с Димой заготовляли лес.

— Эх, если бы жизнь была сплошным турпоходом, — между двумя ударами топора вымолвил Дима.

— Ты хочешь сказать, что цены бы такому мужику не было?

— Без обид, ни как не мог понять на хрена ты с этим мужиком паришься, а сейчас вижу нормального пацана. В городе он скулит по черному, а тут… — Зверев развел руки изображая недоумение.

— А ты заметил, на что направлен скулеж?

Воткнув жердину в снег, Борис с любопытством посмотрел на Зверева. По всему выходило, что психолог без практики решил таковую то ли продемонстрировать, то ли приобрести, но по-любому показать ученость. Наверное, повлияло окружение.

— Эт конечно. Нормальные пацаны делают деньги, кто не умеет — те скребут на жизнь. Наш-то, все норовит бедных студентов учить, да спасать Россию. На большевиков, у него вырос зуб мудрости.


Еще от автора Борис Иванович Каминский
Ох и трудная эта забота из берлоги тянуть бегемота. Книга 2

Продолжение приключений попаданцев в начале ХХ века.


Рекомендуем почитать
Первый матершинник на деревне...

Фанфа по манге/аниме "Naruto". Не-канон. Попаданец. МС. Большое количество нецензурной лексики в прямой речи главного персонажа. Присутствуют сцены насилия и убийства. 1-ая часть фанфы закончена.


По мостовой из звёзд

Что такое сказка? Это история. История, полная необычного, ужасного и чудесного, заставляющая птицу вашей фантазии расправить крылья и приготовится к полету длиною в одну повесть и… чуть дальше. Потому что, несмотря на все чудеса и небывалые несуразности, сказка несет в себе смысл. Такой старый и знакомый. Несет через века и такие же, но уже забытые, истории. И пусть иногда она бывает страшной, я считаю, что главное, что она должна нести в себе — это крупицу счастья. Настоящего, когда ты сопереживаешь героям и иногда улыбаешься, но сам не знаешь — почему… Я не говорю, что написал хорошую историю, слишком мало опыта.


Крик в потерне. Часть первая

Что делать человеку, причастному к уничтожению мира, в котором он жил? Тем более не хотевшему причинять кому либо страдания…     Произведение о том, как два друга находят вход в древние немецкие подземелья. И весёлые поиски сокровищ перерастают в нечто кровавое.                                       Первая часть романа «Крик в потерне». .


Реконструкторы

Два друга, два разных пути в незнакомом, странном мире. Одному суждено стать скандинавом, другому славянином – так было и в ролевой игре, в которую они играли дома, на Земле. Но только ли одни они являются реконструкторами в этой новой реальности? И как устроен этот мир? Об этом и многом другом – в заглавном произведении сборника «Реконструкторы», написанном на стыке социальной, космогонической фантастики и стимпанка.Помимо соавторской повести, в сборник вошли по три рассказа (в авторской версии) Ильи Тё («Аврора, жди меня, я иду», «Трубка мира» и «Баллистика Талиона») и Андрея Скоробогатова («Их нет», «Седые небеса Мансипала», «Игрушка на снегу»).


Призраки Фортуны

Как вышло, что в XIX веке Россия навсегда лишилась своих земель в Северной Америке? Что это, просчет царской дипломатии или тайна, которую успешно держали «забытой» на протяжении сотни лет? Наши современники Дмитрий и Марго ведут это почти детективное расследование. Головокружительный сюжет в лучших традициях авантюрного, исторического романа, яркие образы, умение автора передать неповторимую атмосферу и аромат далекой эпохи — всё это поможет вам шагнуть в эпоху последних лет царствования императрицы Екатерины II.


Страсть сквозь время

1812 год, Россия. Французская армия вот-вот будет в Москве. Спасая раненого жениха, русского офицера Алексея Рощина, самоотверженная дворянка Ирина Симеонова тайными тропами везет его в свое лесное имение. Благодарный за спасение, Рощин надевает страстно обнимающей его девушке фамильное кольцо. Но что это? Под рогожей с офицером оказалась не Ирина, а незнакомка, назвавшаяся кузиной Жюли… Конфуз. Правда, Жюли невероятно бойка, ее острый язычок и смелость помогают беглецам уйти от французов. Но откуда она взялась и почему ее горячие объятья так волнуют чужого жениха?..