Огонь, вода и медные трубы - [8]

Продвижение на запад не было непрерывным. Продвинувшись на небольшое расстояние, мы останавливались, окапывались. Если было темное время суток, то обязательно выставлялись часовые. Иногда, в течение одного дня, мы несколько раз меняли позиции и, каждый раз выкапывали окопчики полного профиля

«Профиль» — это военный термин и означает определенные размеры: глубину, ширину по верху и по дну, предписанные Уставом инженерных войск Красной Армии (так называлась в то время наша армия, Потом ее стали называть «Советской»). Были дни, когда мы 9 раз меняли позицию и каждый раз отрывали окопы глубиной полтора метра. Руки наши были покрыты мозолями.

В один из первых дней пребывания в роте, появился молодой офицер — младший лейтенант. Он сразу подошел ко мне и, без обиняков, представился комсоргом батальона, Завьяловым, объявив, что он вводит меня в состав бюро комсомольской организации батальона.

Мне поручается сектор работы с несоюзной молодежью. На войне руководящие органы партийных и комсомольских организаций не избираются на собраниях, как в тылу, а назначаются.

В комсомол меня приняли три или четыре месяца тому назад, во время обучения в пехотном училище.

Никогда никаких поручений по общественной работе мне никто не давал. А тут сразу, нежданно. негаданно, на меня свалилась такая ответственность. Мне очень понравилось быть комсомольским начальником. До этого времени мне никем не приходилось руководить. С чувством гордости радостно отвечаю: «Есть!»

— В вашей роте два бойца не состоят в комсомоле, Гуляев и Петров. Надо поработать с ними, то есть растолковать значение комсомола, и вовлечь их в наши ряды. Действуй!

— Есть! Постараюсь как можно скорее их вовлечь,

Так началась моя политическая работа в роте. Позже, вспоминая об этой «работе», остается только поражаться примитивности своих действий. Ну, а чего же можно было бы ожидать от семнадцатилетнего паренька? Впрочем, читатель и сам убедится в этом.

С Петровым проблем почти не было. Ходил за ним, по пятам и, все время уговаривал вступить в комсомол. Наконец он не выдержал и, в сердцах, сказал: «Надоел ты мне! Записывай!»

А вот Гуляев оказался орешком покрепче. Никак не удавалось его вовлечь. Уж и объяснял ему, что не мне это надо, от меня требуют. Ни в какую! Извелся весь!

На мой вопрос, почему он не хочет вступать в комсомол — Гуляев издавал какие — то нечленораздельные звуки, похожие на мычание, или заявлял, что ему бабушка не разрешает.

Комсорг батальона при каждой встрече задавал один и тот же вопрос о Гуляеве, а так как мне нечего было ему сказать, то начинался длинный разговор о том, что является большой ошибкой с моей стороны недооценка важности роста комсомольских рядов.

И вот наступил момент, когда Гуляев, в сердцах, дал волю своим эмоциям.

— Ну, что ты пристал ко мне, прихвостень начальников. Ты думаешь, что, пресмыкаясь перед ними, сохранишь себе жизнь? Как бы не так! Как раз наоборот. Я давно заметил, что тебе чаще, чем другим, дают опасные задания.

Когда он произносил эту тираду, то всем своим видом и тоном показывал мне свое глубочайшее презрение. На его лице не трудно было прочитать выражение брезгливости. Ростом он был немного ниже меня, но в это время Гуляев ухитрился смотреть на меня сверху вниз. Мне пришлось проглотить обиду и сказать, как можно более спокойным тоном..

— А, ты не подумал, что это происходит по другой причине?

— Интересно, по какой же? В этот раз в свои слова он вложил весь скепсис, на который был способен.

Тяжко вздохнув, начинаю свое грустное повествование.

— Дело в том, что перед тобой сын «врага народа». Такой ярлык мне приклеили в июле 37 года, когда был арестован и посажен мой отец.

В глазах Гуляева появилось искреннее любопытство. Он даже от нетерпения заерзал на месте и спросил.

— Кем же был твой отец? Поди, большим начальником. Ведь таких сажали тогда!

— Опять неверно! Мой отец был рядовым служащим. В то время, не имело значения, какой пост занимает человек. Надо было выполнять план по борьбе с врагами народа. Вот тебе мой рассказ.

Стараюсь говорить не спеша, взвешивая каждое слово. Мне было ясно, что от того, как будет изложена моя история, будут зависеть наши отношения в будущем. Ни в коем случае не следовало показать себя ущербным или еще каким-либо способом пытаться вызвать у него жалость. Мой рассказ начался так.

— Они приехали поздней ночью. Один в командирской форме с кубарями на петлицах. Другой рядовой с винтовкой и примкнутым штыком. Разбудили всю семью. Нас согнали в столовую и посадили тесной кучкой у стены.

Моя старшая сестра Надежда, студентка пединститута, довольно решительно потребовала, чтобы мне разрешили спать. Видно было, что обыскивающий колеблется, но сестра сказала, что мне нет и 12 лет и в таком возрасте ребенок должен спать. Обыскивающий согласился, но мне в это время стало ясно, что наступил трагический момент в жизни всей нашей семьи, поэтому от сна отказался.

Начался обыск. Перевернули все: постели, постельное белье из комода, матрасы, подушки, одеяла. Добрались и до буфета, выгребли всю посуду, перелистали все книги, простучали все стены, слазали в подвал, который мы называли подпол.