Огонь, вода и медные трубы - [12]

Обычно при освобождении деревень жителей, которые оставались еще живыми, не было видно. Они куда-то прятались. Но в одной деревушке из подземелий, выползло несколько местных жителей. И уж совсем невероятное событие — среди них оказался мужик лет за сорок. Ему тотчас же выдали обмундирование и в строй!

Он стал доказывать, что освобожден от воинской службы и даже предъявил документ, как он говорил, «белый билет». В этом документе значилось, что он является инвалидом в связи с дефектом слуха, поэтому освобожден от воинской службы. Но его никто не стал слушать. Звали его Зайцев. Он всегда старался быть рядом со мной. Меня он ласково называл — сынком.

В один из первых дней пребывания в роте Зайцев подошел ко мне и, попросил: «Никогда не стрелял! Можно мне пульнуть?» «Конечно можно. — говорю — отойдем в сторонку». Он лег и через некоторое время раздался выстрел.. Возвращается ко мне и, потирая правое плечо, говорит: —"Бъеть! Бъеть" Это надо понимать так, что отдача винтовки при выстреле, была чувствительной.

Мне пришлось растолковать ему, что при выстреле надо приклад плотно прижать к плечу тогда и бить не будет.

Вот так дела — подумалось мне. Никогда не стрелял! Вот и повоюй с такими!

Слух у него был действительно слабоват и, приходилось напрягать голосовые связки, чтобы втолковать ему что — либо. До него доходила и нормальная речь, если говорить в самое ухо.

Он был заядлым курильщиком. С табаком было плохо. В качестве курева выдавали махорку. 50 грамм или, как говорили, «осмушку».на двоих. Это надо понимать, как одна восьмая фунта (фунт это 400 грамм). Небольшая такая пачка в коричневой упаковке. Выдавали не регулярно и курильщики очень страдали. Это и определило особую роль махорки на войне. О ней даже песню сложили. Вот отрывки из нее (все, что удалось запомнить).

Как письмо получишь от любимой

Вспомнишь дальние края

И закуришь, и с колечком дыма

Улетает грусть твоя!

Припев.

Эх, махорочка, махорка

Подружились мы с тобой

Вдаль глядят дозоры зорко

Мы готовы в бой! Мы готовы в бой!

Мне, некурящему парню, эта махорка была не к чему и, это определило мое особое положение в роте.

Курильщики ревниво оберегали меня от пуль и осколков. Были случаи, когда меня за гимнастерку стаскивали с бруствера со словами: — Ты, что? Пулю снайперскую в лоб хочешь получить? Все отлично понимали, что с моим уходом на тот свет или в госпиталь из роты исчезнет дополнительная пайка махорки.

Когда приносили махорку, вокруг меня возникала небольшая свалка, Все старались убедить меня, что свою пайку махорки надо отдать именно ему. Но постепенно Зайцев оттеснил их всех и, прочно завладел моим табаком. Он старался всячески завоевать мое расположение. Отдавал свой сахар. На мой категорический отказ, он в ответ убеждал меня, что сахар не ест и, даже дома, в мирное время, не ел его.

Однажды, наша рота занимала позицию недалеко от болота. Зайцев принес в котелке ягоды. Кажется, эти ягоды называются морошкой. Кисленькие такие, но очень приятные.

Несколько в стороне от наших позиций находилось большое картофельное поле. Картофель уже давно созрел и перезрел, но убирать его было некому.

Туда за картофелем ежедневно направляли двух бойцов с мешками.

Картофельное поле хорошо просматривалось противником. Заметив наших заготовителей, фрицы открывали минометный огонь. Чтобы спастись от мин, бойцы отрыли на поле два окопчика и при обстреле отлеживались в них.

И вот наступила моя очередь идти за картофелем. Мы с Петровым взяли мешки и перебежками добрались до нашего правого фланга. Сплошной траншеи не было. А там за деревьями была дорога, которую наша дивизия должна была перерезать.

Справа от дороги занимала позиции другая рота. Положение, при котором по обе стороны дороги находятся войска, у военных называется «оседлать дорогу»

С востока дорогу оседлали мы, а с запада — немцы. Дорога хорошо простреливалась с обеих сторон. Поэтому справедливо считалось, что дивизия задачу перерезать дорогу еще не выполнила.

Вот мы с Петровым вышли на эту смертельную дорогу. По ней нужно пробежать метров 300, а затем свернуть влево на картофельное поле. Это нам удалось проделать сравнительно быстро и, мы сразу же приступили к работе.

Работа спорилась и мешки были заполнены почти наполовину, когда начался минометный обстрел. В один момент мы оказались в окопчиках и терпеливо ждали окончания обстрела.

После обстрела, заполнив мешки до предела, мы направились к дороге. Здесь мы увидели офицера, который ехал верхом на коне по обочине в направлении наших позиций. В это время раздался вой мины и, мы с Петровым в один миг укрылись в придорожной канаве.

После взрыва мы благополучно вылезли из канавы и тут же увидели лошадь, мчащуюся по дороге без седока

— Смотри! Офицера — то нет!. — закричал Петров.

— Бежим к тому месту, где мы его видели до взрыва. Он, видимо, ранен.

Офицера мы увидели сразу, как только подбежали к этому злополучному месту. Он лежал с открытыми глазами неподвижно. Мы сразу поняли, что он мертв.

Как только мы пришли в роту, то сразу же рассказали ротному об этом происшествии. Он начал названивать по телефону. Вскоре выяснилось, что погибший был начальником штаба 755го стрелкового полка нашей дивизии.