Огонь ради победы - [19]

В небольшом поселке даем передышку издерганному частыми остановками шоферу. Сами спать не собираемся. У одного в руках — знамена, у другого — изготовленное к стрельбе оружие. Скорый на суждения современный молодой читатель, может быть, и подумает: «Все-таки чудновато вели себя тогда люди!» Да ведь и ныне в Уставе записано: «Боевое Знамя воинской части Вооруженных Сил СССР есть символ воинской чести, доблести и славы». Оно является напоминанием каждому солдату, сержанту, офицеру и генералу об их священном долге преданно служить Советской Родине, защищать ее мужественно и умело, отстаивать от врага каждую пядь родной земли, не щадя своей крови и самой жизни… При утрате Боевого Знамени командир части и военнослужащие, непосредственно виновные в таком позоре, подлежат суду военного трибунала, а воинская часть — расформированию. Но дело не в трибунале — мы просто не могли вести себя иначе.

Втрое больше времени, чем обычно, занял путь от Москвы через Волоколамск, Шаховскую до села Середы, где теперь располагался штаб 20-й армии. Прибыв на место, представились члену Военного совета дивизионному комиссару П. Н. Куликову, и на второй день вместе с ним выехали к Азаренкову.

Словно на огромном белом ковре выстроен на заснеженной лесной полянке 2-й гвардейский артиллерийский полк. Его командир И. П. Азаренков, к нашему приезду уже подполковник, принимает из рук члена Военного совета армии новое Знамя полка — гвардейское Знамя.

Могучее «ура!» сотрясает морозный, полный солнечного света воздух. Это было 2 февраля 1942 года.

Вечером в большой избе за праздничным столом собрались представители подразделений бывшего 471-го пушечного артполка, ставшего 2-м гвардейским. Некоторая скованность, вызванная присутствием члена Военного совета армии, быстро прошла, разговорились артиллеристы, стали вспоминать случай за случаем из боевой жизни.

Я не раз бывал в этом полку, когда он еще в составе армии Рокоссовского сражался за Ярцево. Азаренков, как всегда, нашел там отличное место для своего НП — чердак фабрики-кухни ярцевской мануфактуры. Оттуда как на ладони был виден район железнодорожной станции, занятый оккупантами, далеко просматривалась их оборона. Мне не забыть выражения лица Азаренкова, когда под тяжелыми снарядами рушились стены строений, в которых укрывались гитлеровцы. Радоваться бы, а он морщился, как от боли. Все стало ясно, когда командир второго дивизиона капитан Крупчатников шепнул:

— Он же из Ярцева сам, наш комполка. До войны там на фабрике работал. Семья у него эвакуироваться не успела…

В праздник тяжелое вспоминать не хотелось.

— А помнишь, — обратился я к Азаренкову, — как Крупчатников свадьбу накрыл в Скачково?

— Как не помнить!

Это все там же, на ярцевском участке. Худой, испуганный мальчонка лет четырнадцати появился в расположении полка. Выяснилось, что он пришел из Скачково, занятого гитлеровцами. Какой-то дяденька Федор велел ему пробраться к своим и передать, что сегодня оккупанты будут справлять свадьбу фашистского офицера. Невеста к нему аж из Берлина приехала, тоже офицерша какая-то, в черной военной форме. Очень много фашистов соберется на свадьбу в здании сельсовета…

Скачково, растянувшееся по высокому правому берегу речки Царевич, хорошо просматривалось с НП. Вскоре наблюдатель подтвердил, что в центре села у дома с красной крышей собираются гитлеровцы. Ударить по нему выпало Крупчатникову, чей дивизион всегда отличался очень высокой точностью огня. Когда отгремели выстрелы, мальчонка захлопал в ладоши:

— Вот теперь попадет фашистам!

Им и правда попало как следует. Когда освободили Скачково, то выяснилось: более пятидесяти оккупантов прямехонько на тот свет отправились со свадьбы своего начальника.

— А помнишь, как тот же Крупчатников мотоколонну накрыл?

— А помнишь…

Вот что должен отметить, как весьма примечательное: с такой же охотой, как о боях, говорили гвардейцы артиллеристы о боевой учебе на фронте.

— Есть у меня память дорогая об одном занятии. — Азаренков достает из планшетки любительскую фотокарточку. — Отрабатывали управление огнем артиллерийской группы, командарм Константин Константинович Рокоссовский приехал, член Военного совета Алексей Андреевич Лобачев, начарт Василий Иванович Казаков. Посмотри, все тут есть, на фотокарточке! А проводил занятие полковник Лампель, вот он, второй справа, стоит — начальник штаба артиллерии армии.

— Знаю Павла Германовича Лампеля!

— Ты знаешь, что он артиллерист отменный. Это все знают, — горячится Азаренков. — Он же эту войну с тремя боевыми орденами начал. И в Испании, и на линии Маннергейма боевую практику получил. А я про другое. Как здорово он занятия проводит! Вот перед кем за парту сесть. Профессор! Сам командарм отметил то занятие как образцовое. И охотно сфотографировался с нами.

Разошлись спать далеко за полночь.

Член Военного совета армии дивизионный комиссар П. Н. Куликов еще накануне, когда ехали к Азаренкову, почувствовал себя плохо, однако крепился, чтобы не испортить гвардейцам торжество. А к утру ему стало хуже.

— Извинитесь за меня перед Ефременко, — напутствовал представителя ГлавПУРа и меня дивизионный комиссар. — Объясните, в чем дело. И вручите Знамя. Скажите, по поручению Военного совета армии.