Огонь под пеплом - [30]

Все выстраивалось заново вокруг золотого шара, словно в нем заключен был электромагнит, и, стоило пустить ток, части изменчивой картины, укрепленные на железных подставках, задвигались, улеглись по порядку, друг к другу прилипли. Жан де Жюни, оставаясь метрономом и продолжая отбивать такт на животе невозмутимой девушки, ясно это сознавая, увидел ребенка лет трех, четырех самое большее, каким когда-то был, и который, как он думал, бесследно исчез из его собственной памяти и из чужих воспоминаний (за исключением Нины, если она еще жива). Худосочный мальчуган, он казался еще тоньше из-за падавших на плечи, укрытые белым бархатным пальтишком, длинных каштановых локонов, на голове дамская, девичья, не мальчишеская горностаевая шапочка, на ногах бледно-зеленые шерстяные чулки, в которых он, по словам старушки Критиконы, становился похож на болотную птичку погоныша. А в следующее мгновение он стал этим ребенком, это он, задрав голову, рассматривал ласковое лицо Нины Критиконы с немного львиными чертами, ее голубые глаза, глядевшие весело и печально одновременно, ее круглые щеки в красных прожилках, ее седину под черной плюшевой шляпкой, приколотой к волосам булавками с головками из черного янтаря. Она ни на шаг не отпускала его от себя, боялась, что он убежит на обочину, за которой склон круто обрывался, что с ним случится беда, дети из богатых семей всегда так неловки.

Они стояли на горной тропинке, что вела из деревни, где были дорогая и дешевая лавчонки, шла мимо пансиона, в котором они отдыхали, и, покружившись, сливалась с дорогой в низине. Всю ночь и весь день накануне шел дождь, сухим оставался только вот этот пятачок на повороте тропинки, естественный выступ, замощенная щебнем площадка, там стояла скамья, сев на которую, можно было полюбоваться пейзажем. В ясные дни Критикона приводила туда своего воспитанника. Она убедила его, должно быть, затем, чтобы заставить побольше двигаться, что во время прогулок следует добывать хоть какой-то трофей, хотя бы достойный их спальни букет, и, отправляясь гулять или на обратном пути, невзирая на таблички, просившие беречь альпийскую флору, редко случалось, чтобы они не собирали цветы.

От последнего слова, «цветы», после стольких пустых лет животной жизни еще веяло детством. Жан де Жюни хотел бы спрятать его, и, раскачавшись, он с силой швырнул это слово в трясину тела девушки, но та даже не вздрогнула, хотя грубый толчок едва не разрушил ритма, которому она кротко подчинилась. Но слишком поздно, он уже не мог вернуться в пошлую действительность, давнее воспоминание одержало победу. Он снова увидел поворот тропинки, где ребенком играл, снова увидел камни на насыпи, с которой рыхлая земля осыпалась в ручей, и там, на отмели, нанесенной черным песком или илом, увидел растения вроде крохотной спаржи с желтенькими цветочками — так выглядит мать-и-мачеха без листьев, появляющихся после цветения, — это из-за них растение прозвали белокопытником. Он увидел на кочке прильнувшие к насыпи розовеющие первоцветы, развернувшиеся на сырой земле ярко-зеленые листики. Пока он ворошил их концом маленькой тросточки с роговой рукояткой (рог серны, оправленный в серебро), купленной для него в дорогой лавке, Критикона поднялась со скамьи, оставив зонтик и рабочий мешочек, но прихватив букет, чтобы ветер его не растрепал. Мальчик перешел тропинку и встал рядом с ней, осененный букетом калужниц, свободной рукой она придержала его, потому что здесь начинался обрыв.

Внизу, там, где дорога петляла среди едва зазеленевших лиственниц, показался тяжелый воз, крытый брезентом. Его тянула пара волов, они поднимались, ступая с уверенной силой, дорога словно расстилалась перед ними, и они, проутюжив, сбрасывали ее вниз, в долину. Воз пропадет из вида и снова появится раза два или три, пока доберется до гребня, там повернет, тесно прижавшись к насыпи, той же грузной поступью приблизится к деревне и пройдет мимо. «Это повозка пьемонтцев, — сказала Критикона. — Бедняков с той стороны гор; они будут строить новую плотину. Они так и живут на колесах, под брезентом, как цыгане, с женами и детьми, там у них и животные, собаки, может, даже куры. Им лучше там, чем в лачугах на стройке, и подрядчику не надо платить». Вел упряжку дочерна загоревший человек, он шел впереди, иногда потрагивая то одного, то другого вола длинной палкой, и говорил с ними ласковым и хриплым голосом, долетавшим издалека сквозь шум водопада.

Жан де Жюни глаз не мог оторвать от человека, который вел рогатых исполинов. «Пьемонтец», — повторил он за Критиконой, стараясь покрепче запомнить загадочное слово. Грязноватая красная рубашка, несмотря на холод, была распахнута на смуглой груди, на шее повязан черный платок; неправдоподобно черны были его растрепанные волосы. Маленький Жан подумал, что надо бы описать его Критиконе, плохо видевшей даже в очках, поделиться с ней своим восторгом, потом решил промолчать и волшебное зрелище сохранить для себя одного. Няня хотела оттащить его от края, он упирался. Вот тогда и произошло то, что неизгладимо врезалось в детскую память и теперь, после стольких лет, снова выступило с мельчайшими подробностями, как бывает, если смочить водой рисунок на камне.