Огненные рубежи. - [130]

   В 13 часов противник опять перешел в наступление двумя клиньями. Первый удар наносился вдоль шоссе, силами 22-й дивизии. Второй в районе горы Трапеция, на правом фланге 79-й бригады, в месте стыка ее с 287 полком 25-й дивизии. Особо упорные бои завязались именно на этом участке. Атаковали советские позиции 121-й и 123-й полки 50-й немецкой дивизии. В 79-й бригаде наиболее боеспособным оставался правофланговый 1-й батальон под командованием старшего лейтенанта Н.С.Оришко. В ходе многочисленных атак свои позиции удержал. Не выдержал стоявший правее 287-й полк. Нужно отметить, что этот очень малочисленный полк был очень слабо подготовлен. Из воспоминаний бывшего краснофлотца Лемешева: " ...полк говорите? Рожки да ножки остались от нашего полка! Из тех краснофлотцев, которые со мной сражались еще в Каркинитском секторе, к третьему штурму осталось человек двадцать не больше, остальные полегли в землю севастопольскую. После мартовского наступления от полка ничего не осталось! Такое ощущение, что нас специально бросали в пекло. Потом, в апреле нас пополнили кавказцами из далеких аулов, в надежде, что мы из них бойцов сделаем. Да только как из него стойкого бойца сделать, когда он не только по-русски, но и по матери ничего не поймет. Командира нам дали толкового, боевого, бывшего командира 80-го разведбата. Антипин, кажется, фамилия его была. После того, как его батальон весь в марте полег, его нам на должность комполка назначили. Но только полк наш, едва ли численностью батальону равнялся..."

   Подразделения левого фланга 287-го стрелкового полка (командир майор М.С.Антипин) 25-й дивизии побежали. На их стыке образовался разрыв. Стремясь восстановить положение, Н.С.Оришко послал в атаку стрелковый взвод и взвод автоматчиков под руководством своего заместителя лейтенанта А.Н.Курбатова. Завязался скоротечный встречный бой. В ходе боя все 40 бойцов и их командир погибли. Но положение было восстановлено. Противник приостановил наступление. Враг усилил артиллерийский огонь и бросил туда танки. Чтобы преградить путь танкам, комендант сектора генерал-майор Т.К Коломиец приказал начальнику артиллерии сектора полковнику Ф.Ф.Гроссману поставить заградительный огонь. Это спасло положение. Тем не менее, спустя час батальон оказался в сложном положении. Противник прорвался на этом участке силами двух батальонов, поддерживаемых тремя штурмовыми орудиями, и соединился с частями 22-й немецкой дивизии, наступавшими вдоль шоссе. Как указывается в книге Ванеева "Комендант сектора приказал командиру 2-го Перекопского полка подполковнику Н.Н.Тарану найти правый фланг 79-й бригады, установить с ней локтевой контакт и закрыть образовавшийся разрыв, а на помощь 287-у полку перебросил две роты 31-го и роту 54-го полков дивизии. Это позволило приостановить дальнейшее продвижение врага. К исходу суток полк под натиском противника и в результате отхода 79-й бригады вынужден был развернуться фронтом на север южнее высоты 192,0."

   Реально, ситуация сложилась иначе: 79-я морская стрелковая бригада не отступила. Первый батальон этой бригады остался на своих позициях, приказ о восстановлении локтевой связи выполнен не был. Локтевую связь удалось восстановить только с остатками 3-го батальона бригады, которые приводили себя в порядок в тылу. 1-й же батальон, вместе с ротой ПТР и танкистами 1-йроты 125-го батальона сражался в окружении до утра 12 июня(!), и почти полностью погиб.

   Остатки 1-го батальона и 1-й роты 125 отдельного танкового батальона сражались в районе высоты, которую немцы называли "Panzerberg" (Танковая гора). Эта высота, в районе которой находится в\ч находится недалеко от развилки старой и новой дороги в город. (Старая дорога идет через Инкерман, новая мимо Сахарной головки). Из воспоминаний В.М.Ковалева. "В расположении танковой роты оставались только экипажи трех неисправных машин и группа "гражданских", механиков-ремонтников из мастерских в которую входил и я. Третью роту отвели на основную позицию батальона в районе станции Мекензиевы горы. Канонада была непрерывной и все время нарастала. Во второй половине дня в расположение танкового батальона прибыла группа бойцов численностью чуть менее роты 79-й бригады при пяти станковых пулеметах, и заняли оборону по периметру. Командовал группой старшина первой статьи (фамилию я не запомнил) к ним присоединились и танкисты, сняв два пулемета с неисправного танка. Расположение батальона представляло собой земляное укрепление в форме многоугольника с дзотами по углам. Внутри укрепления находились хорошо замаскированные укрытия для танков. Большинство из них были пусты, лишь в одном стоял подбитый Т-26, рядом стоял прошитый пулями броневик. События развивались очень быстро: через час бой шел уже в 200м от укрепления. Мы стали собирать инструменты и оснастку в грузовик, но через десять минут наш грузовик был разбит прямым попаданием снаряда. Ко мне подошел старшина, командовавший бойцами "Уходите пешим порядком, нам вы уже ничем не поможете, а в городе вас уже ждут. Получена телефонограмма, обеспечить ваш отход к Инкерману." В этот момент мы увидели, как по дороге к нашему расположению едет велосипедист. Соскочив с двухколесной машины он что -то быстро и тихо сказал командиру морских пехотинцев. Тот вернулся ко мне "Эвакуация отменяется! Дорога перерезана врагом, пока остаетесь с нами". Бой шел уже у самого рва. Как -то само собой было принято решение присоединится к нашим бойцам. Сняли с броневика пулемет, еще один сняли с неисправного танка. Вместо сошников использовали ствол расщепленного дерева. Неожиданная мысль пришла в голову нашему мастеру Никанорычу. Ему было уже 65, но он был неистощим на выдумку. "А ну, хлопцы, подсобите! Мы с удивлением смотрели на него. "Давайте, давайте ! Чего стоите?! Цепляйте лебедку!" Только после этого мы поняли его задумку. На помощь к нам подтянулись и пехотинцы. Мы поставили неисправный танк поперек въезда на территорию и развернули его башню в сторону противника. Место в башне занял Никанорыч, подающим вызвался один из танкистов. Через час бой шел уже по всему периметру. Восстановить последовательность событий не могу, действовал как в бреду. Помню, что первую ленту расстреляли очень быстро. Пулемет так и норовил соскочить с импровизированной вилки. Побежал за новыми лентами, долго не мог сообразить, где мы их оставили, а когда вернулся на месте, где мы установили пулемет, зияла желто-коричневой землей воронка. Пулемет остался на месте, только ствол был погнут, а на ручке осталась кисть руки моего напарника Коли, все, что от него осталось. Меня с били с ног. "Ложись, жить что ли надоело!" заорал пехотинец в помятой каске. В это время что-то грохнуло так, что я несколько часов ничего не слышал. Я с ужасом увидел огненный шар в столбе пыли на том месте, где стоял танк Никанорыча. От попадания снаряда взорвалась укладка боекомплекта. Ночью ко мне подошел парторг. Его рабочая спецовка была порвана во многих местах, а одна рука была на перевязи. У меня самого лицо распухло до неузнаваемости. "Уходить тебе нужно, расскажешь нашим о ситуации, вызовешь помощь, а мы постараемся продержаться". Как добрался до своих, не помню, шел наугад, по слуху. Услышав незнакомый язык, побежал, нервы не выдержали, крики, выстрелы сзади, бежал до изнеможения, споткнулся, полетел в воронку. Утром подобрали свои: два бойца-дагестанца. Отвели к командиру. У меня лицо распухло так , что с трудом можно было открыть глаза. Но я пытался выполнить то, о чем просили меня товарищи. Просил, умолял, чтобы выделили отряд в помощь обороняющимся. Бесполезно. Выйдя из себя сидевших передо мной командир роты, к которому меня отвели заорал: "Да у меня бойцов не хватает, чтобы немца держать! А ты ко мне со всякой .... пристаешь!". В этот момент я потерял сознание. Очнулся уже в госпитале. У меня тогда извлекли из мягких тканей лица несколько кусков щепы, когда и как меня ранило я так и не вспомнил.".