Огненные иероглифы - [24]
Вдруг откуда-то из толпы выскочили две маски и три музыканта. В лихорадочном ритме закружились маски перед толпой. Под бурой тканью, увешанной погремушками, фигуры танцоров были полностью скрыты, к щиколоткам их ног прикреплены большие железные колокольцы. Сами маски были совершенно одинаковы, — покрашенные коричневой краской, они поблескивали на солнце, пугая зрителей своими вылезающими из орбит глазами.
Эта неожиданная встреча доставила мне особенное удовольствие.
Я искал в местном фольклоре, в культуре крупнейшей народности Западной Нигерии — йоруба черты, которые помогли бы мне понять достижения мастеров Ифе и Бенина. В музее Нигерии, находящемся недалеко от здания парламента Федерации, выставлена одна из работ, найденных в Ифе, и несколько великолепных бенинских бронз. Ни одна из самых точных фотографий не может воспроизвести их очарование, и первая непосредственная встреча с древним искусством Западной Нигерии с новой силой — побуждала глубже знакомиться с народным изобразительным искусством этого края. Ведь существует связь между творчеством народа и творчеством мастеров двух нигерийских городов.
Национальный музей в Лагосе
украшен работой скульптора Энвонву
ГОРОДА В ДЖУНГЛЯХ
Лес начинается сразу же за Лагосом. У дороги широкие листья бананов, пушистые кущи бамбука и какие-то колючие кустарники часто образуют столь плотную зеленую стену, что, кажется, через эти заросли и мышь не проскочит.
Временами лес расступается, светлеет. Среди редко разбросанных деревьев-гигантов тянутся плантации какао. Там поблескивают золотом крупные плоды.
Залиты солнцем прозрачные рощи деревьев кола. У некоторых народов они считаются священными, и повсюду на африканском западе поднесение в подарок пунцовых орехов кола считается знаком высокого уважения. Жених преподносит эти орехи отцу невесты, младший — при встрече старшему. Еще несколько столетий назад караваны носильщиков доставляли отсюда на север мешки кола, а сегодня в том же направлении с тем же грузом тянутся маленькие синенькие грузовички торговцев-хауса. На пахучих деревенских рынках вдоль дороги десятки наполненных орехами корзин ждут отправки в города и деревни саванны и сахеля — этой полупустыни у южной границы Сахары.
Я знаю, как африканцы любят свой лес. Мне приходилось слышать чудесные описания его красоты, его силы, его тайн. Лес богат, он многое отдает человеку.
Но я не мог и не могу его полюбить. В его чащобах тесно солнечному свету. Просторы саванны, изумрудной после летних дождей и серой, поблекшей после январских и февральских суховеев, мне всегда были ближе, роднее.
Меня преследовала мысль, что рождение в глуши тропического леса, пожалуй, самого жизнеутверждающего искусства Западной Африки — скульптуры Ифе — является странным парадоксом.
Хотя разве мало парадоксов в истории искусства любой страны?
Ибадан, административный центр Западной Нигерии, находится на полпути из Лагоса, в Ифе. Никто не знает точно, каково население этого основанного несколько веков назад изгоями из соседних княжеств йоруба города, но все единодушно признают его крупнейшим в Западной Африке. Было просто невозможно не задержаться — в Ибадане, не вслушаться в неумолчный голос его улиц и площадей, не всмотреться в его черты.
В гостинице, где я остановился, мне рассказали, что на окраине города на холме стоит башня, с которой взглядом можно окинуть весь город. Действительно, с башни открывалась изумительная панорама Ибадана. С одной стороны виднелись среди леса многоэтажные белые корпуса местного университета. А ближе, сразу же у основания башни, начинались крыши Ибадана. Ржавые, потемневшие от пыли, они волнами уходили вдаль, где высился могучий небоскреб «Дома какао», самого высокого здания Нигерии. Этот монумент нарождающемуся богатству местной буржуазии одиноко возвышался среди однообразных, в своем большинстве глинобитных домов столицы йоруба. В их красноватой, бурой массе было невозможно различить улиц и площадей, и только отдельные зеленые пятна деревьев как-то задерживали взгляд.
Когда-то Ибадан был республикой в окружении деспотических монархий, островком свободы в океане порабощения и тирании. Двери города были широко открыты для всех, кто хотел уйти от самодурства вождей или вырваться из удушливой атмосферы деревенской общины. Здесь народом была выработана своеобразная система внутреннего самоуправления с многими чертами первобытной демократии. Бале — верховные вожди возглавляли Ибадан — в мирные дни, тогда как балогун — военный вождь сменял бале при угрозе вражеского нападения. За вождями пристально наблюдали тысячи глаз, и они могли быть смещены при грубых злоупотреблениях народным доверием.
Своими чертами — вольницей, необузданной энергией предпринимательства, терпимостью к инакомыслящим и инаковерующим Ибадан отдаленно напоминал наш средневековый Новгород. И улицы его были домом для людей всех национальностей, населяющих Нигерию. Спустившись с башни, я пешком добирался до городского центра и по дороге видел хауса и фулани в их белых и голубых халатах, ибо в рубашках из пестрой ткани, женщин йоруба, завернувшихся в громадные куски темно-синей ткани. Десятки языков и диалектов переплетались вокруг с громкой речью йоруба.
