Огненные годы - [10]

И перебросивши изумленному Николаю всю груду одежи, она быстро подбегает, распахивает калитку и, схвативши кое-как с веревок белье, бросается в комнаты. В ту же минуту капли крупного дождя забарабанили по крыше.

Юрий Борисович морщится, — придется переждать дождь.

Через полчаса гроза прошла, но стало уже совсем темно:

— Ну, я пойду, — сказал Агорский, вставая.

Едва сдерживая волнение, следит Эмма за тем, как направляется он к вешалке. И слышит оттуда через минуту встревоженный голос:

— Марья Сергеевна, вы не брали моего пальто?

— Нет, — удивленно отвечает та.

Агорский быстро выбегает на пустую улицу… Но кругом темно, тихо, ничего не видно и не слышно.

Воры скрылись.

XIV

Запыхавшись, порядком измокший, бежал Николай со своей увесистой и — главное — неудобной поклажей. Инсценировка кражи, по-видимому, удалась как нельзя лучше. Вот и курсы, но отчего там сегодня так темно? Должно быть электричество наверху попортилось.

Он постучал в крепкую дубовую дверь. Сначала отворилось небольшое окошечко, и выглянувшая голова спросила: «Кто идет?» — потом зазвенела цепь, дверь приоткрылась, и он вошел.

«Странно! — подумал Николай, — почему это на посту не курсант, а красноармеец хозкоманды».

Он пошел наверх, по лестнице, но в обширном помещении было тихо и темно. Ничего не понимая, он спустился вниз и спросил у часового:

— Где же курсанты?

— А где же ты был? — ответил удивленно тот. — Уже два часа, как курсы уехали на фронт.

У Николая опустились руки.

— Да они еще должно на вокзале, — прибавил тот, — на товарном, кажись.

Тогда Николай кинул свою поклажу с криком: «Сдайте каптеру!» — сам, как сумасшедший, сжимая сверток, помчался по темным улицам.

Он бежал версту, другую, третью, потом подлезал под вагоны, стукался о буфера и сцепы… Вот эшелон!

— В котором вагоне комиссар?

И сразу натолкнулся на Сергея.

— Николай! Наконец-то ты!

— Сережа! Вот… — задыхаясь говорил Николай и подал сверток. — Где Ботт?

— Ботта нет, он с другой половиной курсов уезжает под Жмеринку с Киева-пассажирского.

Они живо развернули синюю обертку свертка и при свете свечки увидели кипу приказов и карту с полной дислокацией частей Украины.

«Ого! — удивленно подумали они, — это — важная штука». Паровоз загудел к отправлению. Сергей быстро схватил трубку полевого телефона и надавил вызывной клапан.

— Это кто?. Это ты, Сержук? Скажи машинисту, чтобы до моего распоряжения эшелон задержался.

— Но ты-то кто? — спросил удивленный Николай.

— Комиссар отряда, — ответил за него Владимир.

Они выскочили и добрались до вокзала. Сергей по аппарату вызвал коменданта пассажирской.

— Вызовите срочно комиссара того отряда курсантов, что сейчас отправляется на фронт.

Прошла минута, две, три. Послышался снова звонок.

— Ну что?

— Поздно! — пропела мембрама. — Поздно, товарищ!

Отряд курсантов уже за семафором.

«Что же делать? — подумал Сергей. — Ага! В Укрчека».

— Дайте город! Занято?. Опять занято? О! чтобы вы все попропали!

— Товарищ комиссар! — с отчаяньем влетел дежурный. — На двадцать минут задержка эшелона… Сейчас у меня воинский, тоже на какой-то фронт. Скорей, пожалуйста.

— Ладно! — с досадой крикнул товарищам Сергей. — Он от нас не уйдет… Я телеграфирую из Коростеня. А теперь — едем!

Они быстро добежали до своего состава. И эшелон, рванувшись, помчался в темноту, наверстывая потерянное время. Сергей с нетерпением поджидал первой остановки.

И вот, наконец, эшелон, властно заревев сиреной, криками голосов, стуком разгружаемых повозок, лязганьем стаскиваемых пулеметов, разбудил притаившийся опасливо небольшой вокзал.

Сергей — на телеграф.

— Срочную в Киев.

— Нет! — и телеграфист устало посмотрел на него. — Киевская опять не работает. Порвана. Теперь, должно, до утра.

— По Морзе?

— Нельзя! Разбит Левкой еще на прошлой неделе.

— А через Яблоновку?

— Через Яблоновку можно. Только…

— Передавайте живо!

— Только…

— Чего еще? — спросил недовольно Сергей.

— Кравченко там. Все телеграммы контролирует, и если у вас важная, то может и не пропустить.

— Какой еще, к черту, Кравченко? — Сергей ничего не понимал.

— Кто его знает! — пояснил хмуро комендант. — Был красный, а теперь, вот уж третий день, не признает никого.

Телеграммы проверяет и поезда пропускает не иначе, как обобрав.

— Так он — бандит?

— Не совсем… Ну, конечно, вроде этого. Да вы попробуйте, может и пропустит. Вот только что через него продовольственную получили.

«Чтоб он сдох!» — с сердцем подумал Сергей. Пробовать, конечно, не стал.

Вошел начальник отряда.

— Товарищ Горинов! Сейчас выступаем. Кучура три часа тому назад свалил под откос броневик. Там орудия…

— Родченко! — остановил Сергей одного из курсантов и отвел его в сторону. — Ты надежный малый. Останься здесь, и если до утра линия не будет исправлена, отвези этот сверток и телеграмму в Киев. Передай их в Укрчека, под расписку, и останься сам на курсах.

— Я на фронт с товарищами поеду, — резко ответил тот. — Отдай кому-нибудь из обозников.

— Родченко! — повторил Сергей твердо. — Я даю тебе поручение большой важности. Прочитай телеграмму и увидишь. А кроме того я тебе это приказываю. Понял теперь?

— Понял, товарищ комиссар. Будет сделано! — ответил тот, потом добавил: — И скотина ты все-таки, Сергей.