Огненное сердце - [3]

Конечно. Ее волосы просто необходимо скрыть, ведь каждый, кто увидит огненно-рыжую шевелюру, сразу подумает об Элеоноре Мюррей. Цвет волос достался ей от отца и, надо сказать, до сего момента ничем не помог ей в жизни. В отличие от ярких зеленых глаз, унаследованных от матери.

Элеонора перевела взгляд с матери на шелк. Сердце подпрыгнуло и упало.

– И где же мне понадобится такая маскировка?

– Я заплатила куртизанке, чтобы она научила тебя тому, чему я не могу.

Теперь Элеонора смотрела на мать с ужасом.

– О, она не всегда была куртизанкой. Когда-то вполне благочестивой дочерью викария, в ту пору мы и познакомились. Тяжелые времена бывают немилосердны к женщинам, иногда не оставляя им выбора. – Графиня поджала губы, приняла благопристойный вид и выдержала паузу. – Она женщина разумная и не болтливая, научит тебя чувственности и живости в проявлении эмоций. Я не хочу, чтобы ты была такой, как я, чтобы твой брак и жизнь подчинялись суровым законам и контролю, чтобы просчитывалась каждая мелочь. – Сжимавшие маску пальцы матери задрожали. – Я давно не позволяла себе быть ласковой и нежной, боюсь, из меня выйдет плохая наставница.

Графиня вложила маску в руки Элеоноры, и та, не раздумывая, приняла ее.

– Но куртизанка? Что с нами будет? Мы навлечем на себя позор.

Мать остановила ее взглядом.

– Твой отец в могиле, брат пропал. Я стара, и тебе уже двадцать два года. Половина сезона позади, а твой единственный поклонник нашел другую даму сердца. Ты же знаешь: если Эвандер не появится в ближайшие три года, его признают погибшим, и все унаследует твой кузен.

Элеонора вздрогнула при упоминании имени брата. Мысли о нем причиняли боль. Он уехал четыре года назад посмотреть мир, так же как делал не раз отец – прежний граф Вестикс. В неспокойном мире шли войны, и затянувшееся отсутствие Эвандера давало немало поводов для тревоги. Разумеется, их не оставила надежда. Пока не оставила. Но все же они очень волновались.

Мама права, делая мрачные прогнозы. Будущее Элеоноры видится безрадостным.

Не ошибалась графиня и в оценке кузена дочери Леопольда – молодого повесы, ожидавшего, как хищник, возможности получить титул и состояние Эвандера, чтобы спустить одну его часть на эксцентричные наряды, другую оставить за игорным столом. Элеонора если и получит что-то, то, скорее всего, ничтожно мало.

– Может быть, мне повезет в следующем сезоне. Шансов у меня все меньше, однако я надеюсь…

– У нас нет денег на следующий сезон. – Графиня прижала руку к животу и перевела дыхание. – Твой отец потратил их на путешествия по миру. Эвандер не последовал его примеру, напротив, он уехал, чтобы найти способ спасти наше финансовое положение, уберечь нас от краха.

Элеонора смогла сохранить самообладание – сделать невозможное, когда мир ее перевернулся.

– Я не знала…

– Разумеется. Я старалась оградить тебя. К счастью, твой отец осмотрительно подписал доверенность на мое имя, когда мы поженились. Только поэтому сезоны тебе доступны.

Уверенно вскинутый подбородок дрогнул, голова склонилась, правда, всего на дюйм. Усталость подчеркнула морщины на лице, и впервые в жизни Элеонора заметила, что мать ее действительно стара. Выходит, их положение плачевно.

Она перевела взгляд на маску, скомканную в потной ладошке.

– Возможно, это твой единственный шанс, Элеонора, – произнесла графиня. – Научись быть не такой холодной, располагать к себе людей. Развей слухи, сбрось ярлык, который на тебя навесили в обществе. Стань хозяйкой своей судьбы.

Мать коснулась щеки дочери ледяными пальцами, но та не отстранилась, а уверенно посмотрела в грустные глаза.

– Я желаю тебе лучшей жизни, – нахмурившись, произнесла графиня.

Сердце Элеоноры забилось сильнее. Бог мой, неужели покраснели щеки?

– Вы доверяете этой куртизанке, матушка?

Графиня Вестикс уверенно кивнула:

– Доверяю.

– Значит, я тоже. – Страх дрожью взбирался по спине, но Элеонора сумела его преодолеть. – Когда я должна начать?

Графиня повернулась к окну, небо за стеклом стало темнеть.

– Сегодня, – ответила она, не оборачиваясь.

Чарльз Пембертон стал новым герцогом Сомерсвиллем. Новость не радовала, поскольку означала, что за те шесть месяцев, которые потребовались ему для возвращения в Лондон, отец скончался.

Он стоял у массивного стола в библиотеке огромного Сомерсвилл-Холл, сжимая в руках письмо отца. Сесть за стол не решался, ведь на протяжении многих десятилетий за этим гигантом из красного дерева восседал только прежний герцог. Помещение было недоступно для Чарльза большую часть его жизни, оттого все здесь казалось чужеродным, слишком тяжелым и давящим, неспособным дать хоть малейшее утешение.

Чарльз вновь пробежал глазами письмо. Другое, не то, что несколько месяцев добиралось до отдаленного уголка Египта, куда молодого человека завело любопытство путешественника. В том сообщалось, что ему надлежит незамедлительно вернуться домой. Это же напоминало о данном и несдержанном обещании.

Струи дождя стекали по стеклу, создавая в помещении унылую, сумеречную атмосферу. И это вполне соответствовало внутреннему состоянию Чарльза: буря, поднявшаяся было в его душе, сменилась унынием. Отец был самой большой и важной частью его жизни, это и подтолкнуло молодого человека отправиться путешествовать. Он хотел увидеть все чудеса света, узнать жизнь, заставить тем самым отца гордиться сыном. А теперь отца нет в живых.