Огненное море - [17]

— Быть может, они просто предупреждают о том, что по этой тропе трудно идти…

— Может быть, и так…

— …но ты так не думаешь.

— Эдмунд, — ответил я, чувствуя, что заливаюсь краской от смущения, — я и сам не знаю, что думаю. На карте нет знака опасного пути. Как вы видите, вдоль берега озера идет широкая дорога, по которой с легкостью пройдет и ребенок.

— Но эта дорога могла быть завалена обвалом. За время нашего похода мы такого насмотрелись, — сумрачно заметил Эдмунд.

— Верно, но тот, кто создавал эти карты, сделал бы соответствующую отметку на ней, если бы подобное случилось в те времена. Если же это случилось позже, он просто не мог об этом знать. Нет, если эти руны призваны предупредить нас об опасности, опасность эта существовала уже тогда, когда создавалась карта.

— Но это же было так давно! Конечно же, никакой опасности уже нет. Все мы сейчас похожи на игрока в рунные кости, которому не везет в игре. Должно же и нам когда-то начать везти. По-моему, ты тревожишься понапрасну, Балтазар, — прибавил Эдмунд и, рассмеявшись, хлопнул меня по плечу.

— Надеюсь, мой принц, — серьезно ответил я. — Но, прошу вас, окажите мне снисхождение. Развейте глупые страхи некроманта. Продолжайте путь с осторожностью. Пошлите вперед солдат, чтобы они разведали местность…

Тут я заметил, что на нас смотрит король.

— Да, разумеется, — оборвал меня Эдмунд, раздосадованный тем, что я посмел напоминать ему о его обязанностях. — В любом случае я бы так и поступил. Я расскажу об этом деле отцу.

О Эдмунд… если бы я тогда сказал больше! Если бы ты сказал меньше… если бы… Вся наша жизнь состоит из таких «если бы».

— Отец, Балтазар полагает, что дорога, идущая по берегу озера, может быть опасной. Оставайтесь со своим народом и позвольте мне взять солдат…

— Опасность! — воскликнул король, и в глазах его вспыхнуло то пламя, которое, казалось мне, давно угасло. И надо же было пламени этому разгореться так ярко именно теперь! — Опасность, а ты говоришь, что я должен оставаться в последних рядах! Я король. Или, по крайней мере, я был королем.

Глаза старика сузились.

— Я заметил, что ты — несомненно, не без помощи Балтазара — пытаешься лишить меня верности моего народа. Я видел, как вы с этим некромантом шепчетесь о чем-то в самых темных углах, как вы плетете интриги и заговоры. Но это у вас не пройдет. Мой народ последует за мной — он всегда шел за мной!

Я слышал это. И слышали все. Слова короля — слова обвинения — прогремели под сводами пещеры подобно грохоту обвала. Я едва не бросился на старого короля — я чувствовал жгучее желание заткнуть ему рот… если не задушить его голыми руками. Мне не было дела до того, что он думал обо мне. Но сердце мое терзала жгучая боль — я видел, какие страдания причиняют Эдмунду эти несправедливые обвинения.

Если бы этот венценосный глупец знал, как верен и предан ему его сын! Если бы он видел, как все это время Эдмунд шел рядом со своим отцом, как терпеливо слушал безумную и бессмысленную старческую болтовню, если бы он видел, как Эдмунд снова и снова отказывался от власти и королевского венца, хотя Совет на коленях умолял его принять власть над народом Кэйрн Телест! Если бы…

Но нет, довольно. Не должно говорить дурно о мертвых. Я могу только предположить, что эти обвинения были следствием того, что у короля помутился рассудок.

Эдмунд смертельно побледнел, но, когда он заговорил, в его голосе было спокойное достоинство:

— Вы превратно поняли меня, отец. Я вынужден был принять на себя некоторые обязанности и принимать необходимые решения во время вашей недавней болезни. И власть принимать эти решения я взял на себя неохотно, что может подтвердить, — он жестом обвел людей, потрясенно смотревших на своего короля, — любой из собравшихся здесь. Нет человека, который радовался бы более, чем я, тому, что вы снова заняли свое законное место — место правителя народа Кэйрн Телест!

Эдмунд взглянул на меня, без слов спрашивая, не собираюсь ли я ответить на обвинения короля. Я покачал головой и промолчал. Как мог я отрицать то, что было для меня правдой, как мог я отречься от тех мыслей, которые давно уже жили в моей душе, пусть я и не произносил их вслух?

Слова принца произвели впечатление на короля. Он выглядел пристыженным — и поделом ему! Он поднял было руку, хотел сказать что-то — быть может, хотел заключить сына в объятия, просить его о прощении… Но гордыня — а может, безумие — не позволили ему этого. Король перевел взгляд на меня: черты его стали жестче. Он развернулся и зашагал прочь, громко сзывая солдат.

— Часть из вас пойдет со мной, — объявил король. — Прочие останутся здесь и будут охранять людей от любой опасности, какая только может на нас обрушиться, — а этот некромант полагает, что так оно и будет. Он просто переполнен всяческими теориями, наш некромант. Последняя его теория заключается в том, что он отец моего сына!

Эдмунд рванулся было вперед, хотел сказать что-то — я схватил его за руку и заставил остановиться, качая головой, без слов говоря — «нет».

Король зашагал к выходу из туннеля; за ним следовало человек двадцать солдат. Выход был узким, солдатам пришлось бы тяжко, если бы они решили выйти из туннеля строем, плечом к плечу. А вдалеке пылало Озеро Горящего Камня, и яростно-алые блики плясали по стенам пещеры.