Огненная звезда и магический меч Рёнгвальда - [104]

Ансгар первым ворвался в ряды защитников Дома Синего Ворона и стал наносить удары направо и налево. А в самом поместье, видимо, не осталось воинов даже для того, чтобы защитить ворота. Кто-то пытался их закрыть, но руяне, возглавляемые «большим сотником», не позволили это сделать…

Велемир ворвался во двор одним из первых и сразу бросился искать тело Гунналуга…

* * *

Велемир нашел колдуна под навесом у стены, где его положили на охапку сена. Гунналуг, всем на удивление, остался живым, хотя удар серебряной стрелы переломал ему ребра и мешал дышать. Защитникам Дома Синего Ворона это казалось чудом и колдовством, потому что наконечник сплющился о не защищенную никаким металлом грудь. И только Велемир знал, в чем дело. Он сразу сорвал с колдуна плащ и рывком распахнул куртку, под которой, как рассказывали Всеведа с Заряной, Гунналуг держал нож, превративший Добряну в волчицу.

Нож нашелся… Только не сам нож, а то, что осталось от него. Стрела угодила прямо в лезвие, расколов его на несколько помятых частей. Нож перестал существовать, и сделал это тот, кто чуть ли не больше всех надеялся нож добыть – Велемир. Стрела Свентовита разрушила надежды стрельца.

Десятник застонал. Застонал и колдун.

– Спаси меня… – хрипло прошептал он. – Может быть, я сумею нож восстановить…

Надежда всегда умирает последней, и Велемир позвал двух воинов, чтобы вынесли колдуна за ворота, чтобы никто, проходя мимо, не ткнул его копьем. Людей, ненавидящих Гунналуга, было слишком много. Но и за воротами десятник остался рядом с колдуном, пока не подъехал Ансгар и не объявил Гунналуга своим пленником. То есть этим объявлением запретил своим воинам убивать колдуна.

В обратный путь сотня Большаки отправилась последней и шла медленнее других, поскольку умудрилась собрать целый обоз с добром. Обоз сформировали там же, в поместье. Трофейных лошадей превратили во вьючных животных, нагрузили до предела всем, что могли унести. В середину строя поставили пленников с носилками, на которых несли Гунналуга. Забрать его приказал Ансгар. И только после этого руяне присоединились к войску конунга, уже выстроившемуся для возвращения.

Ансгар был доволен. С представителями Еталандов разговор был недолгим. Юный конунг не спрашивал у них разрешения присоединить к Норвегии земли Дома Синего Ворона. Он просто объявил об этом. Но сам прекрасно понимал, что вскоре вернется с сильным войском старший ярл Дома, и тогда будет новая война. Но до этого времени Ансгар намеревался сам основательно подготовиться и даже спрашивал совета Большаки, какие укрепления можно поставить при входе во фьорд, чтобы не допустить высадки здесь противника.

Большака обещал подумать, хотя честно признался, что он больше умеет разрушать укрепления, чем строить их, но все же знает слабые стороны всех крепостиц и острогов и потому может дать совет, как этих слабых сторон избежать.

Дварфы отделились от войска Ансгара в самом начале пути. Причем оба войска дварфов – и шведское, и норвежское, которое отправилось в гости к собратьям в Красные скалы. Ансгар пригласил и тех и других на праздник, который он собрался устроить в честь своего обретения полноценного титула. Но дварфы скромно отказались. У них были потери и кроме накануне погибшего Толли, а для дварфов любые потери чувствительны, поскольку народец они малочисленный, и совмещать траур с праздником у подземных жителей не принято. Только Хаствит хотел попрощаться со своими друзьями Хлюпом и Извечей перед тем, как он отправится в глубинную Норвегию в свой дом, и потому поехал с Овсеней. Истлейв согласился поехать с Хаствитом, чтобы по необходимости передавать людям то, что сам кузнец хочет, но не может сказать.

Сотник Овсень, как обычно, занимал место во главе своих воев, но пытался несколько раз отыскать взглядом Велемира, чтобы задать ему главный на этот момент вопрос. Но Велемир держался рядом с Ансгаром и словно умышленно избегал общения с Овсенем.

Путь домой всегда бывает короче, чем путь из дома. Тем не менее войско прибыло в Дом Конунга уже в ночной темноте, как обычно бывает в полуночных широтах, не слишком-то и темной. Только там Овсень смог подойти к десятнику стрельцов. Он даже не задал вопроса, просто посмотрел. Велемир достал из-за пазухи тряпицу и развернул ее. И показал расколотый нож.

– Я сам… Стрелой…

Сотник закрыл глаза, словно зажмурился от боли.

– Всеведе покажи… – только и произнес.

Всеведа сама пришла к воинам, чтобы осмотреть нескольких раненых. И с первого взгляда на нож все поняла. Вместе со Всеведой и шаман Смеян посмотрел на нож. Но покачал в сомнении головой.

– Это мой нож?

– Я не знаю… – ответила Всеведа. – Дома у нас был…

– Я когда-то его у вас оставил… Это мой нож… Я сам его делал… Покажи…

Он взял тряпицу из рук стрельца и долго рассматривал осколки, трогал их пальцем, щелкал по ним ногтем. Потом пожал плечами…

– Рукоятка такая же… Клинок такой же… Но я не знаю… Оставь, Велемир, это мне. Я подумаю…

Печальный Велемир согласно кивнул и присел перед подбежавшей Добряной, обхватил ее голову за ушами и прижал к себе.

– Что же я наделал… – простонал он. – Что же я наделал…