Огненная проповедь - [26]

Он коротко кивнул, но встал рядом со мной, когда я подошла к зубчатой стене, высотой по пояс, и перегнулась через край, глядя на город внизу.

– Я не видела этот город как следует, – сказала я. – Они привезли меня ночью из поселения, надев на голову мешок. А когда мы ходили на прогулки, то нам никогда не позволяли подходить к краю.

С такой высоты Виндхэм казался нагромождением домов, разбросанных по склону. Слишком беспорядочный, чтобы выглядеть красивым, но размер его впечатлял. Город словно карабкался по скале, забираясь так высоко, что почти достигал крепости, а внизу расходился в стороны по равнине, где дороги пропадали из виду за холмами и размытой линией горизонта. Река текла с юга, обвивала город и исчезала в глубоком ущелье скалы. Даже с такой высоты я различала движение: тележки на дорогах, вывешенное из окон постиранное белье, хлопающее на ветру. Поразило, что вокруг так много людей, совсем близко, тогда как я сидела в полном одиночестве столько дней и ночей, неотличимых друг от друга.

Зак отвернулся от города. И я следом за ним. Мы стояли рядом, прислонясь спиной к стене, а по обе стороны от нас возвышались зубцы высотой по голову.

– Ты говорил, что не доверяешь здесь никому, кроме Исповедницы.

Он не ответил, только опустил глаза, глядя на свои руки.

– Так зачем ты выбрал такую жизнь? – спросила я. – Мне отсюда не уйти. Но ты-то можешь! Ты можешь просто уйти.

– Это что, было частью сделки? Поговорить по душам? Потому что на это я не соглашался. – Он снова повернулся и посмотрел на Виндхэм. – В любом случае, всё не так просто. Есть вещи, которые я должен сделать.

В солнечном свете кости на его лице выступали еще отчетливее. До чего же он изможден!

– Я кое-что начал здесь. Это мой проект. И мне нужно его закончить. В общем, всё сложно.

– Так не должно быть.

– Ты всегда была идеалисткой. Для тебя всегда всё просто, – его голос звучал устало, и такими же усталыми казались его глаза.

– Это и для тебя могло бы стать простым. Ты мог бы уйти отсюда, вернуться в деревню, работать на земле с мамой.

Он еще не повернулся, но я уже знала, что сказала совсем не то, что нужно.

– Работать на земле? – зашипел он. – Ты имеешь хоть малейшее представление, кто я сейчас? Чего достиг? И эта деревня – самое последнее место, куда бы я поехал. Даже после того, как нас разделили, ко мне никогда не относились, как к Альфе. Я думал, что станет лучше, но не стало.

Он ткнул в меня пальцем.

– Это всё твоих рук дело, все те годы ты увиливала от разделения. Я никогда туда не вернусь. – Он отошел на несколько шагов и встал на середине пути между мной и дверью.

Я оперлась обеими руками в стену за спиной, оттолкнулась и, запрыгнув, уселась на край, затем подтянула ноги и встала. Я двигалась так стремительно, что едва не упала вниз со стены, однако успела обхватить зубцы по обеим сторонам и удержалась.

Зак бросился ко мне, но заколебался, когда увидел, как близко я стою к самому краю. Он поднял обе руки перед собой, совсем беспомощный, точно кукла.

– Это безумие! Слезь сейчас же! Это просто безумие, – его голос звучал высоко и пронзительно.

Я покачала головой.

– Еще одно слово – и я прыгну. Позовешь солдат – и я прыгну.

Он вздохнул, прижал палец к губам. Уж не знаю, кого он пытался утихомирить – себя или меня.

– Хорошо, – пробормотал он. – Хорошо.

И снова не понять, кого он успокаивал.

– Ладно. Но ты бы этого не сделала. Ты бы не выжила.

– Знаю. И не притворяйся, что тебя волнует моя жизнь.

– Прекрасно. Справедливо. Но ты бы не смогла поступить так со мной. Ты бы так не сделала.

– Ты уже однажды сыграл на моих чувствах, когда нас разделили. Тогда я тебя пощадила. Больше этого не повторится.

Он сделал шаг ко мне, и я отступила ближе к краю. Сейчас только пальцы ног стояли на стене, а пятки уже дрожали над пропастью.

– Я сделаю это, будь уверен. Мне незачем вести такую жизнь и дальше, в этой камере.

– Я тебя выпущу, ты же сейчас не в камере, ведь так?

Я отважилась бросить взгляд через плечо, затем быстро повернулась в надежде, что мои глаза не слишком выдавали страх.

– Вот что сейчас произойдет.

Камни зубцов под ладонями были теплыми и шершавыми. Подумалось, вдруг эта шероховатость – последнее, что я чувствую.

– Иди назад, до самой двери.

Он кивнул и медленно попятился к двери, не опуская рук и продолжая кивать.

Правой рукой я все еще держалась за каменный зубец, левой – подняла рубашку и свитер. Под одеждой оказалась самодельная веревка, которую я обмотала вокруг талии на рассвете. Я улыбнулась, вспомнив собственные слова, сказанные Исповеднице накануне. Весь день сплетенная из простыни веревка врезалась в мой живот, но я не решалась ослабить ее, переживая, как бы ее не заметили под одеждой. Теперь осталось размотать веревку, и эта задача оказалась не из простых. Сначала я пыталась держаться одной рукой за камень, но это было слишком трудно. Размотанные петли падали вокруг моих ног, и я боялась запутаться в них. В конце концов я стала работать обеими руками. Пришлось немного отступить от края, но пятки, примерно на дюйм, свисали с кирпичной стены. При этом я не сводила глаз с Зака. Белая веревка медленно разматывалась, спускаясь сзади по наружной стене.