Огненная проповедь - [17]

Однако я набиралась житейского опыта с каждой новой доходившей до нас историей о жестокости. Но крутились и другие слухи, хотя реже и тайком. Шептались об Ополчении Омег и об Острове. Но, глядя, как безропотно мои соседи восстанавливали сарай, я сильно сомневалась, что это правда. Совет правил уже сотни лет, и сама мысль, что где-то существует место, неподвластное их контролю, казалась выдумкой. И в любом случае, зачем нужно это Ополчение? Роковая связь между близнецами являлась нашей гарантией безопасности. Даже сейчас, когда после засухи на Омег накладывали всё больше и больше ограничений, совсем задавили налогами и гнали на земли победнее, мы знали, что, в конечном итоге, Совет защитит нас. Для того и существовали приюты, потому-то после неурожайного года всё больше Омег обращалось туда. Той зимой мои кости буквально торчали наружу, обтянутые кожей. Тогда мы все так выглядели – кожа да кости. Одна пара решила покинуть поселение и отправилась в ближайший приют близ Виндхэма. Мы всячески уговаривали их остаться, суля новый урожай к следующей весне. Но их терпение иссякло. Всё поселение вышло на рассвете посмотреть, как они заперли свой дом и отправились вниз по каменистой дороге.

– Не понимаю, зачем они заперли дом, они же не вернутся, – подала голос Несса.

– По крайней мере, они будут сыты, – вздохнул Клэр. – Справедливо, что им придется за это отрабатывать.

– Какое-то время, конечно. Но теперь, говорят, кто однажды попал туда, останется навсегда.

Он пожала плечами.

– Они сами выбрали это.

Я снова взглянула на удаляющиеся силуэты. Они взяли с собой мешки со скромными пожитками, которые выглядели больше, чем их тощие тела. И правда, какой у них выбор?

– В любом случае, – продолжила Несса, – нельзя сказать, что без таких приютов было бы лучше. По крайней мере, мы знаем, что Совет не даст нам умереть с голоду.

– Не даст, – подошел Бен, старейший в поселении. – Но дали бы, если бы могли освободиться от нас. Но не могут. В этом всё дело.

* * *

Весной, когда подошел новый урожай и голод отступил, в повозке приехала моя мать. Бен проводил ее к моему дому, но я не знала, как приветствовать ее. Она выглядела почти так же, как и раньше, отчего я еще острее почувствовала собственную перемену. И дело не только в том, что я выросла за эти шесть лет, а в том, что всё это время жила, как Омега. Это изменило меня больше, чем мог изменить голод.

С тех пор, как стала жить в поселении, я не раз встречала Альф: сборщиков податей, торговцев, что иной раз тайком приезжали на рынок Омег. Даже среди Альф попадались нищие и бездомные, которые странствовали в поисках лучшей жизни и порой проходили мимо поселений Омег. Все они взирали на нас свысока, с неприкрытым презрением, если вообще удостаивали взгляда. Я слышала, как они называли нас: уроды, пустышки. Но во сто крат сильнее слов оскорбляли их манеры: жесты и движения, что выказывали презрение и страх заразиться от Омег. Даже самые оборванные торговцы-Альфы, которые пали настолько, что продавали свои товары Омегам, морщились, когда брали из наших рук монеты. Хоть меня и заклеймили, но когда я уходила из деревни, то не знала, что значит быть Омегой. Я помнила боль, когда мама не обняла меня на прощанье. Теперь, когда она неловко переминалась с ноги на ногу, стоя посреди кухни, я знала, что не стоит и пробовать коснуться ее.

Мы сели друг напротив друга за кухонным столом.

– Я пришла, чтобы дать тебе это, – сказала она, передав мне золотую монету. Зак, по ее словам, отправил ей шесть таких монет. Каждая по цене равнялась урожаю за полгода. Монета быстро нагрелась в ладони. Я перевернула ее, затем снова взглянула на аверс.

– Зачем ты мне ее даешь?

– Тебе она понадобится.

Я обвела рукой дом вокруг нас, показала на гроздья инжира, виднеющиеся в маленькое окошко.

– Я ни в чем не нуждаюсь. Живу прекрасно. Да и потом, прежде тебя это не слишком беспокоило.

Она наклонилась вперед и тихо произнесла:

– Ты не можешь здесь оставаться.

Я бросила монету на стол. Она звякнула раз-другой, ударившись об исцарапанное дерево столешницы.

– Что ты имеешь в виду? Тебе было мало выгнать меня из деревни?

Мама покачала головой.

– Мне жаль, что пришлось так поступить. Я не хотела этого. Может быть, и не должна была. Но сейчас тебе придется взять деньги и уходить. Как можно скорее. Всё дело в Заке.

Я вздохнула.

– Это уж как всегда.

– Зак сейчас очень влиятельный. И значит, у него полно врагов. Люди часто говорят о нем, о его делах в Совете.

– И что же это за дела? Нам всего девятнадцать. И в Совете он только год.

– Ты слышала о Воительнице?

– Все слышали о ней.

Омеги в особенности. Каждый раз, когда на рынке жаловались на новые законы, направленные против Омег, упоминали шепотом ее имя. Или когда последние пару лет сборщики податей требовали от нас повышенную плату, то ссылались на последние реформы Воительницы.

– Она едва ли на год старше вас с Заком. У Совета полно врагов, Касс. Многие Советники живут совсем недолго.

Как и их близнецы, хотя ей необязательно было говорить об этом.

– Ты же знаешь, какой Зак. Целеустремленный, даже излишне, амбициозный. Его теперь называют Реформатором. У него есть последователи, и он работает с важными людьми. Наверняка очень скоро кто-то попытается добраться до тебя.