Оглянись назад, детка! - [37]

Я закурила.

— Я здесь для того, чтобы говорить не о природе, Даци, а о Донателле Верце, или Латтиче, если хотите. Под какой фамилией вы ее знали?

Он снял меховые перчатки.

— Что вы хотите знать?

— Все.

— Это так банально…

— Обожаю все банальное.

— Ладно. — Он опять вздохнул. — Я обратил на нее внимание в тренажерном зале: она работала со снарядами. У нее была идеальная фигура. Мы поболтали около автомата с напитками, а полчаса спустя уже занимались другой гимнастикой в моей спальне. Отлично потрахались. Только и всего.

— Да, только и всего. А теперь она мертва.

— Я уже сказал то, что знал, полицейскому, который меня допрашивал. Вас интересует это дело?

Ватага детей выбежала из школы на улицу, где их уже ждали родители с усталыми лицами и двойной ряд машин.

— Не спрашивайте меня, знал ли я эту женщину. Я выдумываю себе всякие любовные истории, все из-за моего тщеславия, ненавижу пустую постель.

Я смотрела на тлеющий на земле окурок, все еще не решаясь придавить его каблуком. Потом встала и пошла прочь. Позади меня раздался голос Даци:

— Куда вы? Подождите. Мне еще надо заплатить вам за…

Решение сделать массаж пронеслось в голове с молниеносной быстротой. Рядом с агентством расположен косметический центр; я часто прохожу мимо него с чувством собственного превосходства, но теперь решила, что пора восстановить свое здоровье.

Девушку, которую мне назначили, звали Роберта. У нее была приятная внешность, сильный сицилийский акцент и черные, небрежно собранные в хвост волосы.

Она попросила меня раздеться и лечь на топчан. Закрыв глаза, я ощущала ее маслянистые руки, которые с силой распрямляли мое скрюченное тело. Время от времени она прекращала пытки, чтобы убрать локтем пот со лба. Наконец Роберта прервала молчание и стала рассказывать, что замужем уже три месяца и что ее муж, как и она, родом из Палермо и работает каменщиком. Потом она задала вопрос, которого я боялась: «Вы замужем?»

Видимо, ложь ее успокоила, она улыбнулась мне, не переставая массажировать.

— Сюда, — сообщила она конфиденциальным тоном, — приходит столько незамужних женщин, без детей. Они не знают, чем занять время и с кем поговорить… Мне думается, это несчастные женщины.

Я лежала с закрытыми глазами, не участвуя в разговоре, довольная тем, что выдумала себе другую жизнь, чтобы не разочаровывать Роберту. Я размышляла о Донателле Верце, о ее пролетевших в наслаждениях сорока годах, о полных пакетах одежды, с которыми она выходила из модных магазинов, об эйфории ее нового статуса независимой женщины, не уступавшей депрессии и ни о чем не жалевшей. Но девушке-массажистке я ничего не сказала о Донателле, чтобы не услышать в ответ, что та заслужила такой конец.

Роберта объяснила мне, что видимых результатов можно добиться не меньше чем через двадцать сеансов. Поблагодарив за совет, я пообещала подумать над этим.

Охота за дезертиром

Вы должны мне найти его, вам понятно?

Найти мне его! Вам придется поехать в Больцано и привезти его сюда, домой, живою или мертвого!

Сумасшедшую, которая сидела переломной, звали Джермана Бонини, ей было пятьдесят пять лет и говорила она пронзительным, как у рыночного торговца, голосом. Меня обескураживало постоянно меняющееся выражение лица этой женщины. Она сидела на краю кресла, ее короткие и тяжелые ноги не находили себе места: она то и дело клала ногу на ногу и дьявольски улыбалась. Обычная история: муж сбежал с другой женщиной на двадцать лет моложе и оставил ее один на один с баром, долгами и детьми.

У нее была ширококостная фигура, обвислые щеки и подведенные помадой губы сердечком. Всем своим видом она внушала робость, в том смысле, что точно знала, зачем она здесь и чего ждет от меня.

Я всегда испытывала определенную симпатию к женщинам-борцам, вооруженным волей, дурным вкусом и плюющим на чье-либо мн ение. Своего рода истеричные бунтарки, которые вопят о своем чувстве собственничества и при необходимости защищаются довольно вульгарно и решительно.

— Я бы сама поехала в Больцано, если бы не бар и трое детей на моей шее! Я — нацистка! Так меня называет мой мухе. Какое же я ему одолжение сделала, что позволила жениться на такой, как я! Которая всем занимается, решает все проблемы, воспитывает детей с помощью оплеух, но полезных оплеух! А он тем временем всегда где-то болтается, или играет в карты с клиентами, или волочится за какой-нибудь местной богатенькой дамочкой, хорошо, если только помогает поднести ей пакеты с покупками!

— Я могу попробовать, хотя не гарантирую, что… — проканючила я низким голосом.

— Если вы еще его приведете, — она заскрежетала зубами, говоря о муже как о потерявшейся собаке, — уверяю вас, получите высокое вознаграждение! — Поправив волосы, она вздохнула. — Я познакомилась с ним, когда была фольклорной певицей, пела филуцци. Знаете, в чем прелесть, когда выходишь замуж за ровесника? Что вы растете на одних и тех же песнях, а это вещи, которые невозможно передать. Корни, ценности, называйте это как хотите.

Мне не хотелось с ней спорить.

— Почему вы бросили петь?

— Милая моя, когда ты молода, то еще можешь делать некоторые вещи: мотаться с оркестром с праздника газеты «Унита» куда-то еще, на море, по танцплощадкам, но когда появляются дети…