Оглянись на пороге - [3]

Прихлебывая кофе, Ирина догрызла сухарик, убедив себя, что вполне сытно позавтракала. Занятия в школе не обещали быть тяжелыми, в воскресенье девочки приходили с утра, и после обеда преподавательница уже была свободна.

«После трех прошвырнусь по магазинам, — размечталась она, возвращаясь в спальню, где похрапывал муж. — Куплю тот плед, под коровью шкуру, и какую-нибудь ерундовинку на шею, жемчуг или еще что, для радости. А потом можно и сходить куда-нибудь».

Воздух в спальне, выжженный обогревателем, был сухим, с тяжелым пластмассовым запахом. Ирина выключила обогреватель и, распахнув шкаф, придирчиво оглядела гардероб.

Помучиться или погреться?

«Помучиться» предполагало красивый, но прохладный наряд, от которого в выстуженной студии толку будет немного. «Погреться» — что-то более практичное, утепленное, тяжелое, но все-таки, не будем лукавить, куда менее элегантное, чем летящие формы шелков и хлопка. И если бы сегодня не предполагалась прогулка по магазинам, а то и друзьям, она, не колеблясь, сделала бы выбор в пользу «погреться», как вчера. В октябре Ирина всегда мерзла и часто жертвовала красотой, лишь бы не простудиться.

Чего вдруг Пушкин так восторгался осенью, этой унылой порой? Где тут очей очарование? Грязь, слякоть, холод.

Презирая себя за слабость, она все-таки основательно утеплилась, выудив из шкафа плотные черные брючки и элегантный серый свитер с большим воротом. Точными движениями уложив волосы на прямой пробор, придирчиво посмотрела в зеркало, повертела головой и пошла к дверям.

По лестнице Ирина шла невесомыми шагами, практически неслышными в гулкой тишине подъезда. Однако, стоило миновать площадку второго этажа, в спину ударил змеиный шепоток:

— Прос-с-с-титутка, ш-ш-алава!

Машина, разумеется, не завелась.

Ирина выполнила все ритуальные действия, включая суетливую беготню вокруг синего «Форда Фокуса», попинала колесо, открыла капот и даже с минуту смотрела на неаппетитные внутренности автомобиля, села обратно и несколько раз повернула ключ в зажигании. «Форд» издал натужное «кхе-кхе-кхе», а потом и вовсе мстительно заткнулся. Женщина вздохнула, после чего решительно вышла из машины и направилась к воротам, сминая сапогами мокрую листву.

Автомобиль нужно было отвезти в сервис еще недели две назад. Мотор подозрительно барахлил, отказываясь заводиться с первого раза, но мужу было некогда, а Ирина от технических премудростей приходила в тихий ужас, чем всегда пользовались механики, считая своим долгом облапошить лоховатую клиентку. И вот сегодня, в сволочной день «гутен морген», «Форд» сдох окончательно.

У ворот стояла соседка, одной рукой держа вырывающуюся дочь, второй — сражаясь с кодовым замком. Тот не поддавался, дочка с ревом тянула в сторону лужи, где красиво плавали желтые кораблики листвы.

— Наташа, здравствуй, — сказала Ирина, подходя ближе. Соседка обернулась, скривила губы, что, возможно, обозначало приветственную улыбку, и уступила место у калитки.

— Здравствуй, Ирочка. А что это ты пешком сегодня?

Ирина скупо улыбнулась, с силой рванула калитку и терпеливо подождала, пока мама вытащит наружу упирающуюся дочь.

— А мы к бабушке вот, — торопливо сказала Наталья. — Пусть с внучкой повозится, чего ей на пенсии делать еще.

Ирина вежливо склонила голову, мол, конечно, чего бабушке делать, и захлопнула калитку. Соседка шла рядом, почти бежала, волоча хнычущую дочь на буксире.

— Алена, помолчи!.. Вот я и говорю: чего старухе на пенсии делать? Думаю, заброшу дочь, сама делами займусь или того… отдохну.

Ирина снова кивнула, мол, разумеется, надо отдыхать, хотя сама, честно говоря, не понимала, от чего соседка может устать. Нет, маленький ребенок — это понятно, но ведь не грудничок давно. Полдня в садике, откуда его то к одной бабке забирали, то ко второй. Наталья же нигде не работала, сидела дома, гордо говоря любопытствующим:

— Я — домохозяйка!

Верилось в это с трудом, хотя бы потому, что домохозяева менялись регулярно. Ирина сама видела, как во двор вечерней порой заруливали машины, из которых выпархивала довольная Наталья. Кавалеры, степенно придерживая объемистые пузики, шмыгали в подъезд, низко наклоняя голову, хотя таиться было бесполезно. Всех их Ирина знала наперечет. На спектаклях именно эти лоснящиеся морды занимали первые ряды, к ним же приходилось ходить в администрацию, чтобы выбить очередные подати на обустройство театра или танцевального кружка. Деньги на театр балерина собирала один раз, после смерти главного спонсора Мержинского и таинственного исчезновения его жены, потому что с поддержкой было совсем туго. Унижалась перед власть имущими в основном директриса. Ирина в составе культурной делегации холодно молчала, вспоминая, что именно с этим чиновником накануне сидела в ресторане, пару раз танцевала и недвусмысленно пресекла попытки опустить толстую руку ниже талии.

Где их цепляла Наталья, никто не знал, поскольку во властные структуры она ходов не имела. Обсуждая ее с подругой Юлькой, Ирина предположила, что соседку, хорошенькую, блондинистую, в чрезмерно коротких юбках, просто передают из рук в руки. Юлька с этим не соглашалась, уверяя, что та просто ловит очередного клиента в кабаке.