Офицерский романс. Песни русского воинства - [3]
Но чем это вызвано? Абсолютной уверенностью в том, что песня, а равно и всякое художественное произведение должны немедленно и самым прямым образом воздействовать на человека, воспитывая, переделывая, «перековывая» его… Конечно, это вульгарное понимание связи жизни с искусством, в конце концов восходящее к революционной нетерпимости. Сказывается в этом не только эстетическая, но и просто человеческая глухота. Ведь основное эмоциональное напряжение в этом старинном романсе вызвано именно жалобой человека неведомо кому, жалобой, которую нести некому, кроме как вылить ее в песне, жалобой на то, что герою но чьей-то воле приходится уезжать на верную погибель:
Традиции русского офицерства, столь явные и столь необходимые для общества, так трудно удерживаются в жизни потому, что Россия знала такие постыдные периоды свое»! истории, когда офицеры, защитники Отечества, уничтожались самым жесточайшим образом. Полковник Генерального штаба А. Мариюшкин, прошедший все круги революционного безумия, писал в очерке «Трагедия русского офицерства»: «Если бы отыскался такой большой талант, который написал бы действительно трагедию русского офицерства для сцены, то можно с уверенностью сказать: ни один зритель не дослушал бы до конца, ибо не выдержали бы никакие нервы… Кажется, ни один класс со времени существования мира не испытал на себе такой несправедливости, которая выпала на долю русского офицерства на протяжении 1917–1923 гг.». Разве не то же самое в более смягченной, но в не менее лукавой форме мы наблюдали в наши дни после афганской войны и «демократической» революции, когда воин, и прежде всего офицер, выставлялся виновным в том, в чем он не может быть виновным по определению… И все дело состояло только в стоицизме общества, в способности его сопротивляться навязываемому ему безумию…
Очевидно, что воинская песня в большей степени сохранилась все-таки в эмиграции. Переделанная, перелицованная здесь на большевистский лад, бравурно-оптимистический, а по сути бестолковый, она трудно сохранялась на родной земле. Подтверждением этого является и вывезенные С. А. Беляевым из Мюнхена шесть кассет с напевами русских воинских песен. Их напел бывший корнет Русской армии, там проживающий, хранитель воинской песни Владимир Иванович Баранов.
Свидетельством же недовоплощенности воинского песенного творчества этого периода является и то, что, начиная где-то с послевоенных лет и вплоть до наших дней, появился целый вал «белогвардейских» песен и романсов то есть на тему русского воинства, Белого движения. Понятно, что многие из них были явно тенденциозными, односторонними. Они создавали имидж, подчас довольно далекий от переживаний, состояния души, испытываемых в том времени, которому посвящены. Но характерно и примечательно само их появление. Песня, романс пытались соединить некогда разорванное, постичь выпавшее из жизни, как бы наверстать упущенное. Пожалуй, у каждого известного барда оказались такие романсы.
Но зададимся вопросом: почему именно офицерский романс становится в эти годы столь популярным? Этому есть, кажется, единственное объяснение шли поиски нового имени, нового выражения тому истинно патриотическому чувству, тому народному воинскому духу, которые, несмотря на все насилия над ними, начали-таки восстанавливаться, начали приобретать свои естественные формы. Ведь после Второй мировой войны в Советской армии сложился свой офицерский корпус. Конечно, не такой, каким он когда-то был. Да он и не мог быть прежним. Но он нес в себе характерные и устойчивые приметы. Это отразилось и в песенном творчестве. Но, к сожалению, в значительной его части, и особенно в песне авторской, бардовской, шло не постижение его новой сути, выпестованной временем и страшной войной, а лишь понимание как возвращение к офицерству прежнему, словно это возможно. На эдаком романтически-отвлеченном уровне. Видимо, этим можно объяснить столь высокую популярность «белогвардейского» ностальгического романса. Он ведь тоже явление примечательное и трогательное. Сам факт его появления, конечно же, свидетельствовал о том, что в обществе нашем наконец-то установились нормальные, не искаженные революционной демагогией представления о патриотизме и воинстве, хотя и облеченные в идеологическую шелуху.
Современной воинской песне непросто теперь обрести себя, непросто освободиться от идеологической демагогии, непросто преодолеть бездуховность. Дело ведь не только в том, что все подлинное запрещалось, но в самой бесцеремонной подмене духовного тем, что им не является, в целенаправленном развращении вкуса, нормальных человеческих понятий о добре и зле. Подмена эта совершалась во всех областях жизни, но в песенном творчестве особенно. Как подменялось? Это видно хотя бы на таком примере. В одной из наиболее популярных песен советского периода говорится о воине, о бойце революции:
