Офицерская честь - [3]

Узнав о высадке турок, Бонапарт с небольшим отрядом в несколько тысяч человек сверхбыстрым броском оказался перед врагом. От неожиданности те не смогли оказать достойного сопротивления. Пехота французов пробилась сквозь тройную линию наспех организованной обороны и разрознила турецкие силы. Подоспевший со своей конницей Мюрат окончательно добил турок, пленив пашу и его штаб. Это была блестящая победа и спасение генерала Клебера. Но Акр… Акр тяжелым воспоминанием лежала у него на сердце.

Медленно, но неотступно, день за днем, пробиралась эта маленькая флотилия к своей цели. Вот они достигли заветный мыс, от которого рукой подать до Сардинии… Вскоре и она осталась за кормой. Впереди маячила Корсика. Восьмого октября, когда корабли находились в 8 лье от Тулона, на море надвинулся густой туман. Один из матросов заметил, что они находятся рядом с какими-то кораблями. Это, как оказалось, была английская эскадра адмирала Брюи. Бонапарт и Гантом немедленно оказались на палубе.

— Генерал, — чуть не истерически воскликнул адмирал, — надо немедленно возвращаться!

— Ни в коем случае, — хладнокровно произнес Бонапарт, — идите на врага! Иначе они вас заметят!

А в голове его пронеслось: «Умны, правильно рассчитали…» Как оказалось, решение Бонапарта было и талантливее, и удачнее. 9 октября на рассвете корабли зашли в залив Фрежюс. Когда загремели якорные цепи, известившие, что путешествие закончилось благополучно, к Бонапарту подошел адмирал. Сняв головной убор, он платком обтер вспотевший лоб.

— Ну, генерал… — выдохнул он.

И в этих словах слышалось глубокое восхищение и даже больше — преклонение перед этим худеньким корсиканцем.

Итак, Бонапарт прибыл на берег Франции. Что его ждет? Этот вопрос мучил не только его. Когда шлюпка, шурша о прибрежную гальку, уткнулась в берег, сердце железного главкома дрогнуло, хотя лицо оставалось неподвижным. Поставив ногу на сушу, он на мгновение задержался. О чем думал он в эти минуты? Может быть, вспомнились серые, влажные стены крепости Форт-Карре, что около Антиба, где ему пришлось провести некоторое время, живя в ожидании сурового приговора? У этой власти головы летели, как кочаны капусты. Или вспомнился мощный людской поток, подобный тому, который смел Людовика XVI? Но воля этого человека отмела все колебания, и он решительно двинулся вперед.

Глава 2

Париж, как и вся Франция, жила в это время под одним лозунгом: «Мы хотим такой режим, при котором едят». За два года после переворота, когда к власти пришла Директория[1], обещав создать процветающее общество и изменив для этого существующее законодательство, по сути, ничего не было сделано. Она показала свою слабость и в другом — потере Италии, которую отнял у французов Суворов, лишив страну получения дешевого сырья, что привело к безработице и ухудшению положения народа.

И неожиданно, по семафорному телеграфу Шаппа и Иньяса, было получено сообщение о высадке во Фрежюсе Наполеона Бонапарта. Это был удар средь ясного неба. Глава Республики Баррас, получивший это известие, растерялся. Он довольно хорошо знал Бонапарта, его ум, решительность. Судьба свела их шесть лет тому назад, когда роялистам в Тулоне удалось свергнуть революционную власть и призвать на помощь англичан. Пример мог стать заразительным, и Конвент поспешил уничтожить эту «заразу».

Началась осада, которой руководил некий Карто. Но она шла вяло, Конвент стал нервничать и направил туда своих комиссаров, среди которых оказались Огюстен, брат Робеспьера, Баррас и Саличетти. Последний, между прочим, был земляком Бонапарта. А о Бонапарте, этом артиллерийском офицере, они знали только по его памфлету «Ужин в Боккере», где высмеивались попытки роялистов вернуться к власти. Он многим понравился, в том числе и Огюсту. Судьба привела молодого капитана Бонапарта, который готовил, а потом сопровождал обоз с порохом в Боссе, где находился штаб осаждавших. Зная, что там был земляк, он решил его навестить. Находясь вблизи от военных действий, грамотный артиллерист не мог не поинтересоваться ходом осады. Как и Конвент, который прислал сюда своих комиссаров, он знал, что осада идет из рук вон плохо. Побывав на месте, он воочию убедился в главной ошибке осаждающих, которая позволили английскому флоту оказывать эффективную помощь осажденным. И у него созрел смелый план, как исправить положение. Разыскав своего земляка, он рассказал ему о своих соображениях. Выслушав его, Саличетти пригласил других комиссаров, среди которых и был Поль Баррас.

Главное предложение капитана заключалось в захвате мыса Мон-Кэр, что позволило бы изолировать тулонцев от моря, но командующий Карно был категорически против, ссылаясь на то, что это погубит много людей. Пока судили, рядили, англичане, поняв значение этого мыса, заняли его сами. Комиссары начали борьбу за то, чтобы сместить командующего, а талантливого капитана решили задержать, назначив его начальником артиллерии с широкими полномочиями. Он сразу принялся за дело, приказав Мюрату забрать пушки из Саблона. Стал готовить передовые отряды. Только приход третьего командующего и вмешательство Конвента позволили Наполеону осуществить его план. Он построил огневые позиции против форта Мальбуске и на мысе Л’Эгийет, что позволило отогнать англичан. Но над всем господствовал еще форт Малгрейв, к которому просто невозможно было подобраться. Тогда Бонапарт приказал найти триста мешков, подобрать такое же количество крепких солдат. Орудийные оси приказал обильно смазать жиром, чтобы они не скрипели. Всем солдатам, участвовавшим в операции, лица повязали платками, чтобы нечаянно чих или кашель не привлек внимания противника. Глубокой ночью в день начала осады под его личным руководством была возведена батарея против коварного форта. Когда забрезжил рассвет и можно было наводить орудия, началась осада Тулона. Две колонны, двинувшиеся на штурм, не смогли одолеть противника. В ответственный момент, когда решалась судьба сражения, Бонапарт лично повел в бой третью колонну, которая решила исход борьбы. Тулон пал. Бонапарт захватил в плен О’Хара, британского главнокомандующего. Победа была полной. Очень ярко об этом написал в столицу Огюстен Робеспьер. Командующий Дюгомье тоже доложил об этом в Париж, отметив личную заслугу Бонапарта. Столица ликовала. Опасность распространения «заразы» была ликвидирована. Бонапарт за это получил звание генерала, а у Барраса, как и у других комиссаров, поднялся авторитет, который в будущем помог Полю занять высшую ступеньку в созданной Директории. Тогда, паря на крыльях победы, Баррас поделился о происшедшем (потом он не раз об этом пожалел) со своим новым другом, пылким революционером Шарлем Морисом Талейраном-Перигором. Он взахлеб нахваливал талант молодого корсиканца, который обошел многих заслуженных генералов. Этот разговор крепко засел в памяти Перигора. У него были свои далеко идущие планы, и он считал, что не хуже, если не лучше Барраса, справился бы с его положением.