OFF-LINE интервью с Борисом Стругацким - [52]

Игорь Карпов <[email protected]> Москва, Россия - 02/13/99 16:11:25 MSK

На аналогичные (или даже в точности такие же) вопросы мне приходилось уже отвечать неоднократно. Поэтому буду краток. Когда мы начинали работу над «Полднем...», мы были уже не ленинцы-сталинцы (60-й год, ХХ съезд уже прошел, и Венгрия уже отгремела), но все еще верили в коммунизм, как неизбежное будущее всего человечества. Спустя пяток лет (работаем над переизданием) мы уже ясно понимали, что никакой сколько-нибудь прямой и ясной дороги от сегодняшнего дня к Миру Полудня нет и не предвидится. Поэтому писали мы уже не Мир-который-Неизбежен, и не Мир-который-Мы-Сегодня-Строим, но всего лишь Мир-в-котором-Мы-Хотели-бы-Жить. Сегодня мне уже совершенно ясно, что Мир Полудня – это всего лишь красивая мечта, которую можно реализовать локально (в одном отдельно взятом институте, в одном отдельно взятом дачном поселке), но которая абсолютно нереализуема в масштабах государства, а тем более, для человечества в целом. Сорок лет назад АБС были уверены, что вокруг них живут, работают и чувствуют себя неплохо люди, которые вполне способны точно так же жить, работать и чувствовать себя прекрасно и в Мире Полудня. Я и сейчас так думаю. Такие люди есть вокруг меня, многих из них я знаю лично, и нравственность их стопроцентно соответствует нравственности Мира Полудня. Собственно, нравственность Мира Полудня есть не что иное, как нравственность сегодняшнего «приличного» человека, для которого самым главным наслаждением в жизни является успешный творческий труд, а главным идеалом – свобода этого самого творческого труда. «Циничный мир рынка» зачастую мешает такому человек реализовать себя, но он вовсе не противоречит этой нравственности. Просто быть нравственным в мире рынка трудно, но ведь быть нравственным вообще трудно, в любом мире – безнравственным быть гораздо легче и – увы! – видимо, естественней для хомо сапиенс. Десять заповедей писаны, видимо, отнюдь не для него, а для какого-то другого хомо. Человек Нравственный всегда и везде был и остается сейчас в подавляющем (точнее – в подавляемом) меньшинстве.

Уважаемый Борис Натанович! Наверное, я опять буду мутить чистую воду, но хочется еще раз вернуться к «Жуку в муравейнике». Думается, многие могут со мной согласиться (?), высказав точку зрения, что «опальная» версия («Лева Абалкин – робот Странников») – это много более интересная тема для размышлений, чем «официальная» версия («Экселенц – старый параноик»). Ведь во втором случае все получается уж очень просто: злой и глупый дядя; добрый и умный дядя; обиженный и добрый дядя... А вот если Лева действительно был чужаком?! Вот тут уж определенно есть над чем подумать, что обсудить! Ведь в любом обществе есть и будут «высшие интересы», есть и будут люди, наделенные особыми полномочиями перед лицом этих интересов. (?)

Александр Нешмонин <[email protected]> Toronto, Canada - 02/13/99 16:14:52 MSK

Авторы придерживались иной точки зрения. Им было совсем не интересно писать очередной боевик о разоблачении и уничтожении супердиверсанта сверхцивилизации. Совсем другая идея представлялась им и более плодотворной, и менее тривиальной: «Всякое общество, создавшее внутри себя тайную полицию, неизбежно будет убивать (время от времени) ни в чем не повинных своих граждан, – как бы ни было совершенно это общество, и как бы высоконравственны и глубоко порядочны ни были сотрудники этой тайной полиции». Естественно, в рамках такой постановки вопроса Абалкин должен был быть обыкновенным глубоко несчастным человеком с изуродованной судьбой. Впрочем, возможна (и равноправна) и другая трактовка «Жука»: «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о катастрофической нехватке информации». Авторы совершенно честно и сознательно создают ситуацию, когда читатель знает о положении дел ровно столько, сколько известно героям. А потому читатель имеет возможность делать выбор и принимать решения вместе с Сикорски и Каммерером. Такие вот условия игры.

И еще, если уж мы заговорили о Жуке, меня смущают два момента. Во-первых, опять, как и в Граде, мне видится небольшая натяжка в финальной сцене с выстрелами (ну что поделаешь с этой пальбой?:-)). Мне кажется, что только насмерть перепуганная домохозяйка, впервые держащая в трясущихся руках пистолет, может темной ночью выпалить в незнакомца целую обойму. А Экселенц был хорошо тренированным профессионалом, отлично знающим правила применения оружия, умеющим это делать дозировано, в точном соответствии с требованиями обстановки (вспомним Таманцева из Богомоловского «В августе сорок четвертого»). Ситуация в музее, на мой взгляд, не требовала (?) вести огонь на уничтожение, вполне достаточно было бы «поразить дона в пятку».

Александр Нешмонин <[email protected]> Toronto, Canada - 02/13/99 16:15:59 MSK

По мнению авторов, Экселенц сделал ровно столько выстрелов, чтобы со стопроцентной вероятностью можно было исключить контакт робота Странников с его (робота) детонатором. Не больше и не меньше.

Во-вторых, Экселенц ведь не делал «контрольного выстрела в голову», поэтому, памятуя об исключительной живучести людей будущего, сама смерть нашего подопечного вовсе не очевидна (тем не менее, Борис Натанович, это доводы холодного разума, эмоционально же текст оглушает и режет, как того и требует сюжет!).