Одюбон в Атлантиде - [8]

Одюбон помахал человеку, издающему его работы в Атлантиде. Приземистый и округлый Коутс, щеголяющий еще более пышными, чем у Одюбона, бакенбардами, помахал в ответ. На нем был лоснящийся шелковый сюртук, а на голове — лихо заломленный цилиндр.

Одюбон поднес ко рту сложенные ладони:

— Как поживаешь, Гордон?

— О, сносно. Может, чуточку лучше, чем сносно, — отозвался Коутс. — Значит, ты снова отправляешься в глухомань? — Сам он был городским человеком до кончиков ухоженных нолей. За город Коутс выбирался лишь на скачки. В лошадях он прекрасно разбирался. Когда Коутс делал ставки, он выигрывал… во всяком случае чаще, чем проигрывал.

Двое его слуг уже стояли с тележками наготове, чтобы позаботиться о багаже путешественников. Когда опустили сходни и пассажиры сошли на берег, мужчины пожали руки и похлопали друг друга по спине.

— И где ты решил нас поселить? — осведомился Гаррис, который всегда беспокоился о таких вещах. Благодаря его предусмотрительности в подобных вопросах Одюбон частенько оказывался в гостиницах гораздо более комфортабельных, чем если бы выбирал их сам.

— А как, по-твоему, звучит «Гесперийская королева»? — ответил Коутс вопросом на вопрос.

— Как имя похищенной пиратами женщины, — сообщил Одюбон, и издатель расхохотался. — А там поблизости есть конская ярмарка или конюшня, где можно взять лошадь на время? Я хочу сделать это как можно скорее.

Гаррис тяжело вздохнул. Одюбон предпочел этого не услышать.

— Конечно-конечно, совсем недалеко, — отозвался Коутс и указал на небо. — Смотрите, орел! По моему, это знамение для вас.

Крупная белоголовая птица летела на юг. Одюбон знал, что орел скорее всего направляется на городскую свалку, копаться в отбросах. С тех пор как в Атлантиде появились люди, белоголовые орлы процветали. Вид этого орла наполнил душу Одюбона тайным разочарованием. Он предпочел бы увидеть краснохохолкового орла, национальную птицу атлантийцев. Но численность этих могучих стервятников — по общему мнению, крупнейших в мире — стала резко сокращаться вместе с численностью диких уток, их главной добычи.

— Что ж, — сказал Одюбон, — пусть будет «Гесперийская королева».

Когда он посещал Авалон в прошлый раз, у гостиницы были другое название и другой владелец. С тех пор она стала более современной, равно как и Авалон, сделавшийся заметно больше и богаче, чем десять — или уже двенадцать? — лет назад.

Гаррис это тоже заметил. Такое Гаррис замечал всегда.

— А дела у вас идут хорошо, — сказал он Гордону Коутсу, отрезая за ужином кусочек бифштекса.

— Неплохо, неплохо, — согласился издатель. — Я собираюсь опубликовать книгу одного парня — он живет здесь в городе и полагает, будто написал великий атлантийский роман. Надеюсь, парень прав. Заранее никогда не скажешь.

— Однако ты в это не веришь, — сказал Одюбон.

— Пожалуй, нет, — согласился Коутс. — Каждый автор думает, что написал великий атлантийский роман, — если только он не родом из Террановы или Англии. А иногда даже в этом случае. У мистера Хоторна шансы выше, чем у некоторых — я бы даже сказал, чем у большинства, — но не намного.

— А как называется роман? — поинтересовался Гаррис.

— «Кровавое клеймо». Неплохое название, раз даже я это признаю, — а я признаю, потому что оно мое. Хоторн предлагал «Берега другого моря». — Коутс зевнул, словно желая показать, что по части наименований авторы просто безнадежны. Затем, указав на Одюбона, заявил: — Я бы и твои книги называл как-нибудь иначе, если бы они не выходили еще в Англии и Терранове. Скажем, «Птицы и зверушки». Кто вообще помнит, что значит «четвероногие», не говоря уже о «живородящих»?

— Мои книги неплохо продаются и под теми названиями, которые дал им я, — возразил Одюбон.

— Конечно, неплохо, но могли бы и гораздо лучше. Я бы сделал тебя большим автором. — Коутс был из тех, кто всегда преследует корыстные цели. Сделав Одюбона «большим автором» — он произнес эти слова медленно и любовно, — он смог бы заработать больше.

— А я знаю, почему местные не могут отличить четвероногое от ямы в земле, — сообщил Гаррис. — В Атлантиде, пока ее не открыли, их почти и не было. Как в Ирландии нет змей, так и здесь нет… — он ухмыльнулся, — зверушек.

— Нет живородящих четвероногих. — Одюбон выпил уже достаточно, чтобы им овладело стремление к точности, — но еще не так много, чтобы оказаться не в состоянии произнести слово «живородящие». — Здесь в изобилии водятся ящерицы, черепахи, лягушки, жабы и саламандры… и змеи, разумеется, хотя у змей нет четырех ног, а потому и четвероногости, — с гордостью завершил он.

— Само собой, у змей нет ног, — фыркнул Гаррис.

— Ну, зато теперь у нас всякого зверья хватает, — сказал Коутс. — Какого угодно, от мышей до лосей. Каких-то мы завезли, другие сами завелись. Попробуйте-ка помешать мышам и крысам пробираться на корабли. Да-да, валяйте, пробуйте. И удачи вам, потому что она вам понадобится.

— И сколько местных видов из-за этого исчезло? — спросил Одюбон.

— Понятия не имею, — ответил Коутс. — По мне, так поздновато теперь об этом беспокоиться, разве нет?

— Надеюсь, что нет, — проговорил Одюбон. — Надеюсь, еще не поздно для них. И не поздно для меня. — Он отпил вина. —