Оды. Стихотворения - [3]

Коварство, месть, убийцу славит

И человечества врагов?

Кем доблесть воспоется строга,

Могущество и благость бога,

Богоподобные цари,

Коль глас поэзии священной

Торжественно велит вселенной

Воздвигнуть буйству алтари?

Безмездным рвением водимый,

Кто цепь расторг родимых стран;

Отвергши прелесть диядимы[11],

На степень стал простых граждан;

И под убогий кров наследный

Венцы, трофеи скрыл победны,

Хвалой не посрамится ль лир,

Которыми разбой, крамола

Иль хищник царского престола

Преобращается в кумир?

Достойны ль петь они владыку,[12]

Что, сам из мрака лишь исшел,

Вдруг область просветивши дику,

На сферу славных царств возвел;

Как из земли вновь войски ставил;

Как из-под вод, — вдруг флоты плавил

В Белт, в Касп и в льдистые моря;

В ком, новым чудом изумленна,

В герое видела вселенна

Слугу державы и царя?

Бессмертие дарует слава

И к подвигам благим стремит:

Но лесть в устах ее отрава,

Что доблесть в семенах мертвит:

Возмогут ли на труд великий

Хвалебные подвигнуть клики,

Лавровый нас польстить венок,

Когда весь мир тому свидетель,

Что им, равно как добродетель,

Приосеняется порок?

Да гнев небес запечатлеет

Те ядом дышащи уста,

Которые отверзть посмеет

Коварна лесть иль подла мзда!

Да громом раздробится лира,

Что в честь кичащегось кумира

Хвалебны гимны возгремит!

И да познают все владыки,

Что те лишь их дела велики,

Хвале которых правда щит!

1815

НА КОНЧИНУ ГАВРИИЛА РОМАНОВИЧА ДЕРЖАВИНА

Державин умер!.. слух идет, —

И все молве сей доверяют,

Но здесь и тени правды нет:

Бессмертные не умирают!

1816

БАТЮШКОВУ

Скажи мне, Батюшков любезный!

Дай дружбе искренний ответ:

Зачем нельстивый и полезный

Ты пренебрег ее совет[13]?

Зачем великолепно Тасса

Решился вновь похоронить,

Когда, средь русского Парнаса,

Его ты мог бы воскресить?

На то ль он краски бесподобны

И кисть свою тебе вручил,

Чтоб в память ты его надгробный

Лишь кипарис изобразил[14]?

Нет, нет, — признательнейшей дани

Он ждал за дар свой: он хотел,

Чтоб прелести, любовь и брани

На лире ты его воспел.

Ты пел уж их; и, восхищенный,

С вершин Парнаса Тасс внимал,

Когда, самим им вдохновенный,

Его ты песни повторял;

Когда на славном невском бреге

Гремел его струнами ты

И в хладном севере на снеге

Растил сорентские цветы.

Но ты замолк; и тщетно гласа

Знакомого бессмертный ждет;

И тщетно ждем мы: лира Тасса

И звука уж не издает.

Почто ж замолк ты? Дружбы пени

Прими без ропота, мой друг!

Почто, предавшись томной лени,

Паривший усыпил ты дух?

Проснись: ударь по сладкогласным

Струнам, — и, славных дел певец,

С Торкватовым венцом прекрасным

Прекрасный свой сплетешь венец.

1817

ОБУХОВКА [15]

(Гораций, кн. II, ода XVIII)

Non ebur, neque aureum

Mea renidet in domo lacunar.[16]

В миру с соседами, с родными,

В согласьи с совестью моей,

В любви с любезною семьей

Я здесь отрадами одними

Теченье мерю тихих дней.

Приютный дом мой под соломой,

По мне, — ни низок, ни высок;

Для дружбы есть в нем уголок;

А к двери, знатным незнакомой,

Забыла лень прибить замок.

Горой от севера закрытый,

На злачном холме он стоит

И в рощи, в дальный луг глядит;

А Псел[17], пред ним змеей извитый,

Стремясь на мельницы, шумит.

Вблизи, любимый сын природы,

Обширный многосенный лес

Различных купами древес,

Приятной не тесня свободы,

Со всех сторон его обнес.

Пред ним, в прогалине укромной,

Искусство, чтоб польстить очам,

Пологость дав крутым буграм,

Воздвигнуло на горке скромной

Умеренности скромный храм.[18]

Умеренность, о друг небесный,

Будь вечно спутницей моей!

Ты к счастию ведешь людей;

Но твой алтарь, не всем известный,

Сокрыт от черни богачей.

Ты с юных дней меня учила

Честей и злата не искать;

Без крыльев — кверху не летать,

И в светлом червячке — светила

На диво миру не казать.

С тобой, милейшим мне на свете,

Моим уделом дорожу;

С тобой, куда ни погляжу,

Везде и в каждом здесь предмете

Я нову прелесть нахожу.

Сойду ль с горы — древес густою

Покрытый тенью теремок

Сквозь наклоненный в свод лесок

Усталого зовет к покою

И смотрится в кристальный ток.

Тут вечно царствует прохлада

И освежает чувства, ум;

А тихий, безумолкный шум

Стремительного водопада

Наводит сон средь сладких дум.

Там двадцать вдруг колес вертятся;

За кругом поспешает круг;

Алмазы от блестящих дуг,

Опалы, яхонты дождятся;

Под ними клубом бьет жемчуг.

Так призрак счастья движет страсти;

Кружится ими целый свет;

Догадлив, кто от них уйдет:

Они все давят, рвут на части,

Что им под жернов попадет.

Пойдем, пока не вечереет,

На ближний остров отдохнуть;

К нему ведет покрытый путь,

Куда и солнца луч не смеет

Сквозь темны листья проскользнуть.

Там сяду я под берест мшистый,

Опершись на дебелый пень.

Увы! не долго в жаркий день,

Здесь будет верх его ветвистый

Мне стлать гостеприимну тень.

Уж он склонил чело на воду,

Подмывши брега крутизну;

Уж смотрит в мрачну глубину

И скоро, в бурну непогоду,

Вверх корнем ринется ко дну.

Так в мире времени струями

Все рушится средь вечной при;

Так пали древни алтари;

Так, с их престольными столпами,

И царства пали и цари.

Но скорбну чтоб рассеять думу,

Отлогою стезей пойдем

На окруженный лесом холм,

Где отражает тень угрюму

С зенита ярким Феб лучом.

Я вижу скромную равнину

С оградой пурпурных кустов:

Там Флора, нежна мать лугов,

Рассыпала свою корзину,

Душистых полную цветов.

Там дале, в области Помоны,