Одураченный случайностями (Борщ) - [9]

– Саныч, мне нужно завершить кое-какие дела. Не хочу людей подводить. Но в следующий раз, обещаю, сто процентов поеду. Ты же не останешься? – спросил я, с нескрываемым волнением ожидая его ответ.

– Я знаю твои дела. Их можно и там поделать. Ты зря думаешь, что там глухомань. Перебои со светом и связью бывают, конечно, особенно в сезон дождей, но это все кратковременно. В общем, смотри. Как хочешь. Я в этот раз еще не останусь. Мне к родным вернуться надо. Да я бы тебе сказал если б решил не возвращаться.

– Давай тогда до следующего раза?

– Давай, думай. Сейчас там пока не сезон, поэтому билеты есть. Если созреешь, – в любой момент купим. Еще пара дней на раздумья.

Пока Борщ трясся в поезде и вместо изучения материалов по делу Алешинского писателя гонял в планшете шарики, в конторе состоялось запланированное мероприятие.

Зал на три сотни мест заполнился почти полностью. Кроме сотрудников самого управления пришли, приглашенные из других подразделений руководители и их замы; приехал, удостоенный, как это обычно бывает, незаслуженно высокого внимания, чей-то адъютант из Министерства внутренний дел; за сценой топтался и шумел хор из подшефного детского дома.

Хор, в отличие от бесполезного помощника министерского чиновника, оказался тут вполне уместным, так как собрание значилось итоговым и посвящалось первой годовщине существования управления. Дата не слишком «говорящая», но значимая и поэтому поводу решили организовать небольшой концерт. Кроме детдомовцев выступал только начальник управления, генерал, Ершов Алексей Григорьевич, с речью, и все мероприятие уложилось в час общего времени, чтобы не отвлекать работников от насущных проблем.

Колмыков был вчера у него с докладом и как мог двадцать минут толок воду в ступе. Немногочисленные достижения Яшина, Псальского и Алешина пришлось размазывать на весь отдел из двенадцати человек. В результате кое-какие успехи не стало видно вовсе. Колмыков потел и стеснялся преувеличений, а генерал, не меняясь в лице, сидел и слушал.

– Знаешь, что я тебе скажу, Анатолич? – спокойно начал Ершов. – Ты вот зря мне тут выдумываешь. Я разве не понимаю, что один год – это слишком малый срок? Да если бы мы с тобой гражданские были, – вообще бы наплевать… Но на нас с тобой форма. Думаешь я боюсь за себя? Чего и кого мне бояться? Я уж столько всего повидал… И звание у меня есть, и возраст солидный. Попросят – уйду, ничего доказывать не стану. Друзья поймут, до завистников мне дела нет. Только знаешь за что неловко? Молодежь завтра придется обманывать!

– Не говорить про мой отдел можешь? – спросил с надеждой Колмыков.

– Могу. Я и не собирался пофамильно ни на ком останавливаться. Конечно, общую картину дам, но картина-то так себе… Нужно ребятам молодым дорогу в светлое будущее показать на достижениях, чтобы ровнялись, стремились, а тут… Твой отдел ключевой. Вокруг него, по сути, все управление выстроилось. Не расскажу про вашу работу, – совсем говорить не о чем будет.

– Григорич, скажи в общих чертах, а мы навалимся, слово тебе даю!

– Да я-то скажу, с меня не убудет, а вот ты с кем наваливаться-то собираешься? Вот посуди: уже год работаете, пора выводы какие-то делать о кадрах, на основании их решения принимать: чистку рядов, перестановки. Я смотрю на твоих ребят и не пойму: то ли они «не въезжают» для чего это все, то ли я сам уже ничего не понимаю… Зачем так глубоко копаете? Ты их научил? Это хорошо, что навыки следака ребятам передаешь, но пойми: мы ж не с преступниками работаем. Исходить надо из того, что писатели – законопослушные граждане и их вину, если она вообще есть, нужно еще доказать. Нужно состав сразу увидеть, почувствовать его. А придумывать вину не надо. Почему Кононенко так мало передаете? За год девятнадцать дел только передали. Мало. Я поинтересовался специально: кто у тебя так психов хорошо вычисляет. Из почти двух десятков четырнадцать Сахаров передал. И быстро как, а ведь позже всех пришел! Вот кто «не тормозит». Молодец! Что молчишь?

– А что говорить? Молодец ты считаешь?

– А ты как считаешь? Я вижу: сомневаешься, не уверен. И правильно, что не уверен, это я тебя на «понт» беру. Ничего хорошего и ничего молодцеватого! Рад, что ты со мной не согласился, а то совсем мерзко на душе бы стало. Из нормальных, вменяемых людей психов делать? Такую задачу перед нами не ставили, насколько я помню.

– Это я виноват, Григорич. Я же направления подписываю.

– Виноват, я не спорю. Но не в том, что подписываешь, а в том, что закопался, еще раз тебе говорю, и нету времени вникнуть. Зачем сам роешься? Мы с тобой уже не следаки на участке! И в руководители нас не зря поставили. Вот и хватит самим рыть. Твоя забота опыт передавать, направлять ребят, помогать. Но и спрашивать, наказывать, если нужно. Ты ж полковник, а с ними ведешь себя, как сержанты в учебке. Доверяешь слишком кадрам своим, а выясняется зря. Ведь смотри ж, как красиво устроился этот твой Сахаров, жук! Хватает любую литературу и через день передает медикам. В ней не то что состава, даже намека нет, а он себе план делает. Ты его дела сам видел? Там серьезное есть что-нибудь?