Одолеть темноту - [43]

Потом сажает их в банку. Назад он идет сосредоточенный, пряча под рубашкой банку, набитую всякой мошкарой.

– Только маме не говори, – умоляет он.

Я рада, что у нас есть общая тайна. Представляю, что будет, если его подопечные расползутся по всему дому!

– Зачем они тебе? – спрашиваю я.

– Для опытов… – серьезно отвечает он.

Однажды я увидела эти «опыты»…

Подкралась, когда он сидел на берегу, и через плечо увидела, как он методично лишает насекомых разных частей тела.

Меня стошнило.

Я надавала ему по рукам, объяснила, «что так делать плохо». А потом уже не вмешивалась в его развлечения.

Он все равно не оставил своих опытов, только начал прятаться от меня. Он вообще был неуправляемым, хоть и был похож на ангелочка.

Порой он, устав от своей охоты, садился возле меня, прижимался так, что мне было тяжело дышать.

– Ты будешь меня любить, когда мама умрет? – как-то спросил он.

Я успокоила его, объяснив, что маме нечего умирать – она еще молодая. И вдруг подумала, что Крошка пожирает не только мою жизнь, но и жизнь этого несчастного…

– Она меня не любит… – серьезно сказал он. – Мама любит летать…

– Почему ты так решил? – спросила я.

– Она все время говорит, что я мешаю ей взлететь…

– Взлететь трудно, – сказала я…

Мы еще перебросились двумя-тремя репликами, о которых я не хочу вспоминать…

А на следующий день она умерла: соскользнула со своего любимого места на подоконнике – и полетела.

Так закончилась моя зависимость от Крошки Цахес. Хотя грустила я долго – Крошка еще два-три года оставалась в моей крови, мыслях и воспоминаниях. А когда моя кровь изменилась окончательно, все начало складываться к лучшему. Меня пригласили на один телеканал, потом – на другой, более богатый. Но актрисой я так и не стала – переболела этим желанием. Работа была связана с менеджментом и рекламой. Я научилась управлять людьми, выстраивать отношения, придумывать новые пути развития в работе. Эти навыки мне пригодились, когда я занялась совсем другим. Но это было позже…

…Малыш прикипел ко мне, хотя никогда не называл мамой. Всегда – Леля.

Это был странный мальчик. Незаметно он завладел моей жизнью. Из-за него я не вышла замуж. И никогда об этом не жалела. У меня были мужчины, но я будто чувствовала, что все главное – впереди.

Он хорошо учился, был опрятным и никогда не дружил с ровесниками. Уже с шестого класса все время сидел за анатомическим атласом, мечтая о поступлении в медицинский институт.

Порой он пугал меня пронзительным взглядом черных глаз. Но я знала, что этим взглядом он впитывает каждое мое движение, каждое желание, каждую сокровенную мысль.

Я стала его идолом. Не скажу, что это было неприятно.

Я гордилась его умом, начитанностью и особым умением общаться с людьми – они сразу увлекались им. Однажды я даже подумала, что это мастерство передалось ему от Крошки, а потом он превзошел ее.

Я была уверена, что нас ждет славное будущее. Думала об этом будущем уже тогда, когда он был старшеклассником, ведь он быстро взрослел. Порой мне казалось, что он никогда не был ребенком и выглядит намного старше, чем есть на самом деле.

Помню ту ночь, когда мы стали любовниками…

Шестнадцать лет разницы не казались нам таким уж большим препятствием: он выглядел на все двадцать пять, а мне никогда не давали моего возраста! Лучшего мужчины в моей жизни не было. Для меня он был чистый, совсем чистый, как младенец. Словно лист, на котором я могла писать все, что угодно, – роман, драму, непристойный стишок…

Он никого не любил, кроме меня! Еще с тех времен, когда прижимался ко мне там, на пруду. Еще там он подсознательно учился дышать мной, вжиматься в меня, искать единственного спасения – в середине меня, где было тепло и уютно. Все остальные женщины не имели для него значения, только – отвратительный долг и непреодолимый интерес к экспериментам. А меня он любил, как никого и никогда.

Итак, Крошка, я победила тебя…

…Я рада, что научилась мало спать. Хотя теперь мне здесь ничего не угрожает. В первые месяцы приходилось держать нос по ветру – один глаз спит, другой бдит, чтобы какая-нибудь сумасшедшая не подобралась ночью с заточенной вилкой под мышкой. Но потом я нашла с ними общий язык. Я всегда могла найти общий язык с кем угодно, а уж с такими «простушками» – и подавно. Каждая спит и видит себя на свободе, не зная, что там ее ждет.

А я знаю: соблазны! Неисполнимые желания. Разочарование. Но прежде всего – соблазны.

…В тот день, когда под ванной в его квартире я нашла истлевшую женскую одежду, я пережила шок и ужас. Но не была слишком удивлена. Я давно ждала чего-то подобного. А еще тот случай стал своеобразным катарсисом, после которого я поняла, что никогда его не оставлю. В тот день я поняла, что он обречен.

И что в этом есть доля моей вины.

Его нужно было переключить на какой-то род деятельности, которая соответствовала бы его наклонностям, но была бы безопасной, доставляла бы удовольствие, без которого он не мог полноценно жить. Такая деятельность должна была быть связана с женщинами.

С опасностью и игрой. А еще – с деньгами, иначе эта игра не стоила бы свеч!

А еще все должно было выглядеть элегантно, эстетично, чисто. И даже романтично.