Одним словом - [10]

В те неблизкие времена язычество было строго запрещено. Точнее, в стране был распространен один-единственный вид язычества, а все остальные искоренялись. И вот слава о чудо-ясене докатилась до районного начальства. Все бы, конечно, ничего, и закрыть глаза на народные причуды было бы можно — все-таки городская окраина, — да вот только должны были в том парке открыть привилегированную больницу для высокопоставленных персон. И не просто открыть, а таким образом ее поставить, что тот ясень из окон как на ладони был бы виден. Можете себе представить: самые высокие деятели государства ежедневно смотрели бы, как народ не к районной власти, а к дереву на поклон ходит. Форменный скандал! И решили местные начальники, не дожидаясь скандала, злополучное дерево от греха подальше спилить.

Решили и спилили. Ночью ясеня не стало — остался лишь пень. Что там днем творилось, словами не передать. Казалось, весь микрорайон побывал у того места. Пень этот завалили подношениями пуще прежнего. Ну что ж ты будешь делать с этим окаянным язычеством? Хоть весь парк пускай под нож.

А вскоре пошел слух, что пень этот непростой. Что, дескать, вся сила ясеня была не в кроне, не в стволе, а в земле под ним. И пень эту силу не только не потерял, а даже и приумножил. В память о спиленном ясене так в народе и нарекли его, не сговариваясь, — Ясень-Пень. Говорили, что если со своим вопросом посидеть на Ясень-Пне подольше, то можно услышать ответ. Тут главное — верить.

Слава о Ясень-Пне пошла гулять по городу. Старая власть хотела его выкорчевать, но тут выкорчевали саму власть. О чудесном пне написала городская газета, рассказал телевизор — и потекли к нему паломники со всего города.

Так вот и один из наших друзей, живший неподалеку, еще со школы за любым советом ходил к Ясень-Пню. И наловчился получать советы, можно сказать, в прямой форме — то есть буквально слышал ответы пня на свои вопросы. А может быть, это все ему только казалось… трудно сказать. Могу вам только поведать, что испрашивание совета у пня превратилось у него в целый ритуал — а какой, не скажу, потому что сам не знаю.

И пришел он к Ясень-Пню с вопросом про свою группу.

— Мы собрали группу.

— Рад слышать. И в чем твой вопрос?

— Нам нужно выступать, Ясень-Пень. Но нас никто не знает и не зовет. Посоветуй что-нибудь.

— Выступайте дешево, а лучше — даром.

Отлично! Обзвонили друзья хозяев, назвали цену — выгоднее некуда. Выступаем за спасибо! И, надо сказать, ряд заведений откликнулся. Радости не было предела.

Но… воодушевление быстро закончилось. Заведения оказались дешевыми, а публика — низкопробной. На них в лучшем случае не обращали внимания. Частенько в зале напивались и требовали исполнить, наконец, что-нибудь нормальное — или настойчиво звали к себе за столик. Порой посетители норовили выскочить на сцену, схватить микрофон и спеть самостоятельно: душа просила.

В местах поприличнее они всегда играли перед кем-то более известным. От них не ускользало нетерпение, с которым люди в зале ждали окончания их песни: публика приходила слушать других.

Друзья поняли, что низкая цена — путь в никуда, но даже не думали сдаваться. Что делать? Наш герой вновь пошел к Ясень-Пню.

— Снова ты? Как дела? Выступаете?

— Выступаем. Но…

— Вы же и хотели выступать. Что не так? Что-то изменилось?

— Мы устали непонятно где играть вторым номером, Ясень-Пень. Нас считают какими-то лабухами.

— Чего же вы хотите?

— Уважения. Выступлений на приличных площадках. И чтобы играть лучше всех этих выскочек, у которых сейчас отрабатываем на разогреве.

— Что ж, можно устроить.

Ясень-Пень добавил, что придется много трудиться, но зато они станут лучшими. Упорный труд превратит их в выдающихся исполнителей с блестящей техникой. Никто не сможет их переиграть или перепеть. Они будут вне конкуренции.

То, что нужно! Друзья поступили в консерваторию. Часы, дни, месяцы сложились в годы упорных ежедневных занятий. И вот они лучшие в своем выпуске. Красные дипломы, места в аспирантуре. Консерваторские мэтры одобрительно отзываются об их успехах. Они блестяще выступают на отчетных концертах. Их зовут работать на кафедру.

Внезапно пришло понимание, что жизнь превратилась в работу без выходных. Они хотели признания многих, а получили уважение избранных. Они забирались все выше и выше, пока не оказались в холодной стратосфере. Но самое главное, они годами оттачивали нюансы, которых публика в зале не различала, преспокойно ставя их в один ряд с менее одаренными и мастеровитыми исполнителями. И не видела причин платить им больше, чем другим.

Они осознали, что идут не туда. Просто трудолюбие и просто высокий профессионализм, как ни странно, отдаляют их от цели — стать знаменитыми и богатыми. В конце концов, они не хотят преподавать музыку!

И снова знакомый парк на окраине города.

— Нужно менять стратегию, Ясень-Пень!

— Что случилось?

— Мы слишком профессиональны.

— «Слишком» не бывает. Не ты ли в тот раз сказал, что вы хотите быть лучше всех?

— Мы хотели и стали! Но вот что получилось: лишь горстка людей в зале способна оценить наш уровень. Как правило, музыканты. Простая публика ставит нас в один ряд с посредственностями, потому что не слышит разницы. С ее точки зрения, все играют примерно одинаково.