Однажды жарким летом - [11]

И тут я увидела Верти и Френсиса. Обнаженные, они лежали на нашем с Френсисом месте. Красный купальник Берти сох рядом на траве.

Они настолько были заняты друг другом, что не видели и не слышали ничего вокруг.

Глава 6

Это был мой последний взгляд на Френсиса. Больше мы никогда не виделись, да он и не искал встречи. Я только слышала, что он оставил медицину и занялся бизнесом.

Поздно вечером папа вернулся из города. Берти еще не пришла, а мама и Нелли уже отправились спать. Папа тяжело сел в кресло на веранде. Я тогда еще не поняла, что он хорошенько выпил. Я никогда не видела, чтобы он был так печален после пьянки, чаще он приходил веселым, оживленным и довольно сентиментальным. Но в тот вечер движения его были раскоординированными, а голова уныло поникла.

— Тебе не надо было вести машину в таком состоянии, — заметила я.

— Почему нет, дорогая?

— Ты слишком устал.

— Ничуть. И вообще — что ты знаешь об усталости?

— Тебе налить чаю?

— Нет. Лучше содовой. Виски я достану сам. Ну что, Хелен, у тебя был хороший день?

— Да, прекрасный.

— Слава богу, что Джон поправился. Я привез ему новую книгу о рыбной ловле. Она в машине.

— Принести?

— Нет, подожди. — Он отпил виски. — Мы с тобой давным-давно не разговаривали, Хелен. Ты любишь лето? Я имею в виду по-настоящему? Ты получаешь от него удовольствие?

— А разве может быть по-другому?

— По-другому, — повторил отец. — Да, когда молод и беззаботен, как ты, по-другому и быть не может. — Он откинулся в кресле. — Эх, мне бы твои годы! Никаких проблем, даже думать не о чем, только о том, как развлечь себя.

— Точно.

Он снова выпил.

— И все же бывают дни, Хелен, когда не мешает посоветоваться со своим старым отцом, правда?

— Ну, наверное.

— А потому знай — ты всегда можешь придти ко мне. Всегда. На самом деле я не так стар, как тебе кажется.

— Да, я знаю.

— И не забивай голову вчерашней ссорой. В любом браке бывают моменты, о которых потом жалеешь. Ты ведь уже взрослая, чтобы это понять? Нам с мамой хорошо вместе. Остальное ничего не значит. Ни-че-го.

— Боюсь, Верти завтра уедет, — бросила я вскользь.

— Да? Почему? Ей здесь не нравится?

— Нравится, но ей что-то нужно сделать в городе, да и каникулы почти кончились.

— Да, мы тоже вернемся, нам придется вернуться.

— Налить еще содовой? — в отчаянии спросила я, заметив, что он говорит с большим трудом и запинаясь.

— Спасибо, малыш, не надо. Пора спать. Ты не знаешь, где мама держит снотворное?

— На туалетном столике. Только не пей его сегодня.

— Нет, выпью, тогда я проснусь позже… Отец ушел в спальню, и я услышала, как он сбросил туфли. Я вымыла стакан, из которого он пил, поставила его на место, а потом принялась ходить туда-сюда по комнате. Спать не хотелось — было очень душно, и вскоре по стеклам застучали первые капли дождя.

Занятия в школе начинались в середине августа, и мы вернулись в город за пару дней до этого. Лето осталось позади, но все еще было очень тепло. Все время жарило солнце, листья в саду пожелтели, а прудик почти высох.

После нескольких недель, проведенных на море, моя спальня казалась меньше, но все остальное было таким же, как раньше. Я долго рассматривала себя в большом зеркале. Ничего не изменилось, даже в уголках рта или глаз не появилось никаких морщинок. Это было молоденькое загорелое личико с довольно-таки красным обгорелым носом. Тело тоже ничего не показывало. Ничего. Я легла на кровать и уставилась в потолок. Сколько уже дней кряду я чувствовала себя умирающей? Неделю, не больше. Неужели это навсегда? Мне надо было выплакаться. Я лежала и ждала, прислушиваясь, как в отдалении стучит мячом Джон. И наконец через час в груди что-то екнуло, а потом вдруг я зарыдала. Рыдать, упиваясь своим унижением, было довольно приятно. Жалеешь себя, распаляешься, снова жалеешь, пока не успокоишься, обновленная, как после долгого крепкого сна.

Когда я встала и умылась, я ощущала только освобождение и облегчение. Все кончилось. Кстати, сцена с Верти не была даже настоящей сценой. Когда она в ту ночь пришла домой, я дожидалась ее, сидя целиком одетой на своей кровати. Когда она появилась, я попросила ее закрыть за собой дверь, сказала, что видела ее днем с Френсисом. Она окаменела, а потом спросила:

— Ты сердишься, да? Но это же ничего не значит — маленькое развлечение. Мы немножко повеселилась, вот и все.

— Я не сержусь, — ответила я. — У меня нет права ни на твою жизнь, ни на жизнь Френсиса.

— Нет, — согласилась она с облегчением. — Как мило с твоей стороны воспринимать все именно так, а я, наверное, поступила не очень честно. Прости, Хелен, я виновата.

— Не стоит, — отозвалась я, забирая постельное белье. — Сегодня я буду спать на веранде. Кстати, я уже сказала папе, что ты завтра уезжаешь.

— Ах вот как! — воскликнула она. — Но это же было случайностью. Мы просто гуляли по берегу…

— Хватит, Верти. Не надо ничего говорить. — Выходя, я последний раз обернулась. — Хочу только добавить, что ты самая подлая и гадкая тварь, которая рождалась на свет. Спокойной ночи.

На следующее утро мы не обменялись ни словом. Когда я села завтракать, она не подняла глаз от своей тарелки. Мама говорила, что глупо уезжать так неожиданно, но я сказала, что Верти надо купить какие-то учебники, и она не стала возражать против такой версии. Я выиграла — это было маленькой компенсацией за предательство и унижение.