Однажды в Лопушках - [81]

— Помню.

Лысая Линка — еще то событие. И да, следом я свою косу отрезала. Да как косу, так, мышиный хвост… а потом еще, помню, побила Николашку, который вздумал обзываться. И Ксюха его тоже побила… ну а чего он, мы же не вшивые, мы для Линки.

Раз уж её обрезали.

— Через год я… принесла хлеб. И ягоды. Потом… много чего было потом.

— А ты…

— Приходилось. И знаешь, раньше как-то не казалось это чем-то из ряда вон… не людей, нет, — спешно уточнила Линка, хотя я и не спрашивала.

О некоторых вещах лучше бы и не спрашивать.

— Сперва были куры. И вот еще козы… козел… козлы, к слову, почти не поддаются внушению. С коровами легче. И с быками даже.

— Быками? — вот это было, мягко говоря, странно.

Зачем богине быки? А с другой стороны, зачем ей петух? Или вот козлы? Неужто там, где она существует, живности не хватает?

— Это один человек… с просьбой обратился. К матушке. Я лишь помогала. Мне тогда было четырнадцать, и я твердо знала, кем буду.

— А потом?

— Потом повзрослела и перестала знать. Теперь опять вот все поменялось. Наверное… мама ведь не отговаривала, когда я сказала, что поеду учиться, — Линка пошевелила босыми пальцами. — Я видела, что она огорчилась, что не хотела отпускать, но не отговаривала ведь. И даже знаю, почему.

— Почему?

— Потому что теперь я понимаю, что нельзя убивать просто так. Это не работа… и даже курицу. Или петуха вот. Не говоря уже о людях. А ведь они бывают. Дважды в год точно, согласно договору… привозят.

Я сглотнула.

Не уверена, что мне можно знать о таком.

— В этом нет тайны, — успокоила Линка. — Договор древний, но всякий раз новый император его подтверждает. И его указом сюда отправляют… в общем, многие и добровольно идут.

— Добровольно?! — вот уж… не представляю, что должно быть в голове человека, чтобы он добровольно положил свою жизнь на алтарь Мары.

— На самом деле все несколько сложнее. В договоре… я его наизусть знаю, каждое слово. Причем писанное еще на том, мертвом языке, — призналась Линка. — Так вот, если говорить просто, то жертва — это всегда шанс встретиться с Нею.

— С…

— Да.

— И зачем?

— Она смотрит. Она судит. Мама говорит, что некоторые раскаиваются в содеянном и тогда получают прощение. А другие считают себя невиновными, но такие редко встречаются. На её памяти лишь однажды богиня отказалась от жертвы.

— И…

— Этот человек ушел. Просто взял и ушел. Его не останавливали. И потом уже вышел высочайший указ о помиловании. И даже вроде бы второе расследование было, которое доказало, что он и вправду не виновен.

Надо же, оказывается, и так бывает.

А небо на востоке вовсю полыхало. И стало быть, пора прервать этот разговор, пока я не узнала слишком уж много. И пока Линка не пожалела о рассказанном.

— Они знают, что алтарь — это шанс. Крохотный, но шанс. А потому добровольцев хватает. Ну и… есть и свободные, те, кто желают что-то получить в обмен на жизнь.

— Что?

— А что мы хотели получить? — Линка посмотрела на меня, и я… я смутилась.

И вправду, что?

Мести? Справедливости? Чтобы богиня покарала того человека, который обидел Ксюху? Но ведь, наверное, можно было бы и иначе. С другой стороны, и жизнь взамен мы предложили лишь петушиную.

— Я рассказала ей обо всем. И попросила… помочь советом. Но она промолчала. И тут не угадаешь, то ли совета не будет, то ли что-то иное. Но иногда не в силах человеческих дотянуться до горла своего врага.

Линка облизала сухие губы.

— Иногда… мама рассказывала, что, когда она еще была молодой, как я, и ходила под рукой своей матери, тогда появился человек, который потребовал отвести его к алтарю. А уже там сам вскрыл горло. И богиня приняла его жертву. Он умер во мгновение ока, улыбаясь столь счастливо, что впервые матушка испугалась. Мхи поглотили его тело, но она видела, что на лбу этого человека проступил знак подковы. Стало быть, богиня взяла его в свою свиту…

Линка выдохнула и встала, подав мне руку.

— В день же Зимней охоты случилось несчастье с родом… не помню, с каким родом.

Солгала.

Знает.

И, наверное, знает куда больше, чем говорит. Но не скажет. А я не стану спрашивать, ибо такова цена нашей дружбы. Она же дороже этого вот по сути ненужного знания.

— Его не стало. Был особняк. Родовой. Защищенный. Охраняемый. Были хозяева, полагавшие себя сильными магами. Был праздник. В какой-то газетенке тогда написали, будто слышали волчий вой да крики, но потом выдали опровержение. Охрана уцелела, только… они не помнили той ночи. Как и прислуга. И все-то, кто был в доме, и остался жив. Богиня справедлива. Она забрала жизни магов, и их жен, и тех детей, чей возраст превысил четырнадцать лет.

— Почему?

— Договор старый. И нормы возрастные тогда несколько иными были, но… это редкость, Маруся. О таком записывают в книгах.

— А… в чем еще записывают в ваших книгах?

— Обо всем.

Мы шли по тропе, по росным травам, и я сняла кроссовки, чтобы не промочить. Да и не нужна сейчас обувь. Земля просыпается, поет, и сила колобродит по рассветному лугу. И в этой силе живой искупаться бы. Я зачерпнула рос, протянув их Линке.

— Умойся.

И сорвала бессмертник, как только пророс он на этом лугу? А к нему подмаренника цепкую веточку, и еще клевера, белый и луговой. Незабудок хрупких. Венок складывался сам собою. Это даже не ведьмовство, это так, чтобы призраки отступили, и печали, и тоска сердечная.