Однажды в Америке - [107]

— Отлично, — отозвался Макс. — Давайте приступим к делу.

— Где Везунчик? Давайте его дождемся.

— Мы можем принимать решения без него, — ответил я. — А как обстоит с этим у вас?

— Без Везунчика? Ладно, раз вы считаете, что все в порядке… Везунчик вам сообщал, что я хочу, чтобы забастовка продлилась еще минимум две недели? Тогда мои партнеры решат, что дело совсем худо, и выложат большие откупные для подмазывания активистов. — Довольно улыбаясь, он потер руки. — На сей раз будут приличные деньги. Хватит всем, и этому молоденькому мальчику. Эй, симпатяга, — окликнул он Джима, — как ты относишься к тому, что у тебя в кармане окажутся четыре-пять тысяч?

— А чтоб ты сдох, ублюдок, — ответил Джим.

— Ну, как вам нравится такой ответ? За это я и люблю своих мальчиков — за силу духа. Только смотри не переусердствуй. Все хорошо в меру. Переусердствуешь — и я дам знак Везунчику вышвырнуть тебя из организации.

— Везунчик больше никого не вышвырнет… — начал было Джим, но, остановившись, посмотрел на меня. Я одобрительно кивнул и с улыбкой сказал:

— Давай, Джим, объясни ему.

— Везунчика самого вышвырнули! — злобно закончил Джим.

— Кто это тут расшвырялся без моего ведома? — Кроунинг пристальным взглядом обвел сидящих за столом. Горилла Вилли радостно загоготал и показал оттопыренным большим пальцем в нашу сторону:

— Вон те парни.

— Эти вежливые ребята? — спросил Кроунинг, глядя на нас.

— Вежливые, как моя задница, — ответил Макс. Везунчик вышел из туалета. Мне не понравился его вид, и я посигналил Максу. Макс стал внимательно следить за его приближением. Кроунинг тоже его увидел.

— Привет, Везунчик, — произнес он. — Что это такое я тут услышал? Ты позволил этим ребятам выпихнуть себя? — Подначивая его, он насмешливо продолжил: — Но мне-то это без разницы. Мне все равно, кому платить.

— Я остаюсь в деле. Ты платишь мне, — проворчал Везунчик.

— У меня на улице люди, которые поддерживают эту забастовку. Я должен им платить. Никто и никогда не сможет меня ниоткуда вышвырнуть.

Он стоял на месте, яростно дыша. Внезапно в его руке появилось шило. Макс выхватил револьвер и, наставив его на Везунчика, проворчал:

— Брось шило, тупой ублюдок.

По дикому выражению лица Везунчика можно было понять, что он успел уколоться. Он находился в состоянии безумного наркотического бесстрашия и дерзко смотрел на Макса сквозь прищуренные до размеров ножевых разрезов щелки глаз. Я поднялся со стула и с улыбкой сказал:

— Успокойся, Везунчик. Убери шило. — И двинулся к нему, держа большой палец на кнопке, открывающей нож.

Он с ненавистью посмотрел на меня и по-змеиному прошипел:

— Пш-ш-шел вон, ты, ублюдок!

Он плюнул в меня и попал прямо в лицо. Я воткнул нож ему в руку. Мой нож был длинней и проворней его шила. Лезвие скользнуло между его сжимающими рукоятку шила пальцами, острие вошло в ладонь и вышло наружу с тыльной стороны. Шило упало на пол. Потрясенный, он на несколько мгновений неподвижно застыл. Я выдернул нож и обтер лезвие об его желтый пиджак. Из его руки закапала кровь. Он посмотрел на свою рану и начал орать на меня:

— Ублюдок! Ты — ублюдок!

Макс подлетел к нему и ударил рукояткой револьвера по голове. Он упал на пол, несколько раз дернулся и затих. Я положил руку ему на грудь. Сердце билось.

— Все в порядке, — сообщил я. Разорвав его рубашку, я перевязал ему руку.

— Ну ладно, — произнес Макс. — На сегодня хватит валять дурака. Теперь переходим к делу. Ты, — указал он на Джимми, — ну-ка, сядь.

Джимми сел.

— Ладно, ты тоже садись и слушай, — велел Макс Кроунингу.

Кроунинг сел, но слушать не стал. Он стал говорить.

— Замечательные ребята! — произнес он, кивая на распростертую на полу фигуру. — Вы — именно те ребята, которые мне нужны. Действия — вот чего я хочу. Мне нужны действия. Надо поставить людей на место. А то развелось слишком много умников и высокомерных идиотов с радикальными идеями. Особенно среди иностранцев. Среди этих вшивых евреев, среди этих проклятых ниггеров.

По движению Макса я понял, что он готов врезать этому уроду, и жестом попросил его этого не делать. Помощь Кроунинга могла существенно облегчить нашу работу. Но я не удержался и спросил, впрочем, больше из любопытства, чем из желания ткнуть его носом:

— Эй, ты, жирный дебил, ты что, не видишь, что мы почти все евреи? Даже Везунчик это понял.

— Я не заметил, что вы евреи, — ответил Кроунинг и улыбнулся. — Но мне все равно. Среди моих приятелей и деловых партнеров много евреев. Кстати, один из моих компаньонов тоже еврей. Вам надо бы с ним познакомиться.

— Мы хотим, чтобы забастовка кончилась сегодня, — сказал я. — Должны быть выполнены следующие условия. — И я изложил ему требования, о которых договорился с Джимми.

Его лицо налилось кровью, он затряс головой и вскочил:

— О чем здесь речь? Вы, парни, на кого работаете? На меня или на профсоюз?

— На профсоюз, — коротко ответил Макс. — Но это без разницы. Ты все равно будешь выполнять наши указания.

— Не буду, — раздраженно ответил он. — Где вы, по-вашему, находитесь? Тут, к вашему сведению, Америка. И здесь все надо делать по-американски.

Макс напрягся..

— Не надо, Макс, — сказал я и произнес, глядя в глаза Кроунингу: — Ты, незаконный лицемерный ублюдок, ты всегда заворачиваешься в флаг, когда это служит твоим интересам?