Однажды ночью - [8]

Привалов с трудом заставил себя слушать. У него очень болела голова. Сначала он хотел объяснить, что сам догадался, чей ребенок и как все произошло, потом вяло подумал: зачем?

Мальчика разбудили, и он опять заплакал. Это встряхнуло на минуту Привалова. Он хотел сказать, что надо осторожней, ведь у мальчика сломана нога. Но потом опять подумал: зачем? С ними же врач.

Он посмотрел на Анри.

— Да, — с трудом сказал он. — Они нашли его случайно. Пока они чинили поломку, услышали его. Ночью слышно далеко. Он давно заблудился и у него кончался кислород. Захарченко отдал ему свой, почти весь. Вот почему они так спешили. У них же не было запасного баллона. А на такой скорости тормоза не помогут.

Подошел врач, маленький круглый человечек.

Он изо всех сил старался казаться огорченным, но это ему плохо удавалось Он потирал ручки в неуклюжих перчатках скафандра и усмехался. Это было неприятно. Привалов посмотрел ему в лицо — тот сразу смутился, закашлялся и отвернулся. Привалов подумал, что для врача, скучавшего здесь, постоянно жаловавшегося на «глупую пустыню, где и болеть-то не умеют», и вспоминавшего, как хорошо он работал там-то и там-то, как его ценили те-то и те-то известные врачи, — что всегда раздражало Привалова для него это первый случай практики за последние три года. И вот он не может удержать детской радости в предвкушении «настоящего дела», и что, в сущности, это очень милый и добрый человек, страстно любящий свою профессию, и что Анри тоже милый человек, и Курт, и все очень хорошие люди.

В кабине орниплана (Привалов, Анри, врач и пострадавшие летели первым рейсом, затем орниплан должен был вернуться вытягивать покалеченный вездеход) он думал о том, что теряет чудесного парня — Хромова, что неизвестно, кого пришлют взамен, и что зря, пожалуй, он не отпустил Хромова в звездную, пусть бы летел, романтик, глядишь, прославился бы; и что теперь вот Хромов никогда больше не полетит ни в какую звездную… А Захарченко молодец, с ним мы еще дел понаделаем. Поправится, я его еще пропесочу за этот случай. Жаль Хромова вот только… А мальчонка! Судить таких родителей надо. Витковский, Витковский-то! Хорош начальник Западной. Тоже сейчас сам не свой. И поделом. Плакал в карьере. Сам виноват. А мальчика жаль. Ну, поправится. Еще космонавтом знаменитым будет. Колька давно мечтает…

— Как, Привалов? Помнишь: «…слышал плач». Как сказал ты, я думаю: ну, все — тронулся старик! — смеялся Анри. Он был рад, что все живы и все кончилось сравнительно благополучно. — Помнишь, а? А Захарченко дать нагоняй все-таки надо.

Привалов посмотрел на него.

— У меня очень болит голова, — сказал он.