Однажды где-то… - [7]
— Вереск, они что — жарить нас собираются? Для чего мы дрова-то эти тащим?
— Лучше бы зажарили. Ты прости меня, если чем тебя обидел…
— Эй! Вереск, ты чего? — Что-то его тон мне не понравился. — Ну-ка, колись давай, что они с нами сделают? И куда ведут?
И Вереск меня коротенько просветил. Оказывается, эти уроды размножаются как-то странно: запихивают внутрь человека свою личинку или яйцо, я не поняла, и оно там растет, питаясь соками несчастного. Кончается тем, что остается от человека скелет, обтянутый кожей, а из него вылезает готовый корявень, только еще маленький.
— Мы одно капище у них разгромили. Ну, это где они своим богам поклоняются и детей выводят. Видели таких людей: и живых еще, и полусъеденных. — Можно сказать, порадовал меня Вереск.
У меня аж в глазах помутилось. Родите меня обратно! Это чтобы я живым инкубатором для этих уродов служила!!! Я взвыла, как пожарная сирена. И сбросила свою корягу на идущего рядом гада, откуда только сила взялась! Да так удачно, что торчавший на коряге обломанный сучок вошел ему прямехонько в буркало! И пригвоздил его к земле, как жука булавкой в коллекции энтомолога. А я подхватила выпавшую у него из щупалец пику. Вереск — молодец. В тот же миг сшиб с копыт своей валежиной сразу двух корявней. И здорово их покалечил, наверное: больше они не поднялись. Он тоже успел вооружиться пикой. Тут уж пошла у нас потеха.
Воины из корявней никакие, Вереск долбил их направо и налево. Ну из меня воин-то тоже, как из сумоиста балерина. Но ярость помогала сражаться. Я орудовала пикой и как палкой, и как копьем. А когда копье у меня вышибли, в ход пошли ноги, ногти и зубы! И при этом я выла и визжала, точно сотня взбесившихся мартовских котов. Наверное, это действовало на уродов как психическая атака, они на особенно высоких нотах от меня отскакивали. Ух, и задали мы им! Я лично троих уложила! Вереск вдвое больше.
Но этих гадов было уж больно много на нас двоих-то. А взяли они нас опять же колдовством, снова набросили на нас свою долбаную сеть, да еще и подвесили в ней на сучок, словно в сетке-авоське. Вот и висим мы с Вереском, как приклеенные друг к другу. Кровь течет, чувствую, по спине, а чья — моя или Вереска — не пойму. А корявни своих в кучку собирают — хоронить, что ли, собрались? Мне в голову мысль одна пришла:
— Слышь, Вереск, у нас с тобой кровь смешалась. В моем мире обычай был: чтобы судьбы связать, братством или супружеством, кровь смешивали. Правда, его уже забывать стали.
— У нас такой обычай тоже есть, и не забыт. Видно, богам угодно наше побратимство. А я этого не понял, прости. Теперь ты сестра мне старшая, а я брат твой. Зовут меня… — И шепнул мне на ухо свое имя тайное. — Клянусь жизнь свою за тебя и твою честь отдать. И слышат клятву мою Великие Кедры!
И такая сила, и такая торжественность в его голосе была, что у меня мурашки по коже. Мама дорогая, не слишком ли я легко к этому отнеслась? Это ведь не мой двадцать первый циничный век! И жить-то нам осталось, похоже, недолго. И что-то дрогнуло в моей озябшей душе:
— Клянусь, что буду тебе хорошей сестрой и чести твоей не посрамлю. И слышат меня Великие Кедры и мой Всевышний — Отец мой, существующий везде!
Так вот и стали мы с Вереском братом и сестрой на самом краю гибели. Но умереть нам в тот раз не дали.
День был как день. Самый обычный. Я возвращался домой из тайного дозора. Ну, на заставе у нас так принято. Каждый день выходит конный дозор или на восток до самой Бурной, или на запад вдоль Гиблой топи. Осматривают места на подступах к заставе да охотятся по дороге. Надо ж чем-то гарнизону кормиться, обозы теперь и половину потребного провианта не привозят. А я и еще пара наших хлопцев ходим тайными тропами до самой Степи. Уходим на три-пять дней. За Степью присматриваем, как бы степичи за старые набеги не принялись, за лесом, как бы какая чудь из-за Гиблых топей не вылезла. Последнее время подобное частенько случаться стало. Ходим мы по одному — нас таких разведчиков немного, зато взять нас в лесу ни человеку, ни зверю не получится, да и от нелюди сумеем схорониться.
Дар у нас такой от Великих Кедров. Или от Создателя, как говорит Нана.
Ну вот иду я домой на заставу, близко уже — к вечеру доберусь. Я уж и таиться почти не таюсь — места вовсе свои. Пошел прямо по дороге, что к заставе от Степи идет. Дорога здесь одна — места такие. К западу Заповедный лес, туда не сунешься. От него к северу до самых Неприступных гор лежат Гиблые топи. А топи эти и болотом не назовешь, болотами назвать — кикимор обидеть. Просто сплошная топь да грязь, там даже и не растет ничего путного. По краю еще хоть что-то чахлое, но на деревья и кусты похожее встретить можно. А дальше уж совсем несуразное из грязи торчит. Я на сосну высоко залезал — видел.
На северо-востоке лежат Великие болота, тоже топкие, но они более-менее нормальные. Там и кикиморы живут. Не люблю я их — кикимор этих, злые они. Да они и сами-то себя не любят. К ним в болото сунься, так утопят за милую душу, и не откупишься. А на востоке из болот вытекает Бурная. Она с самых неприступных гор течет через все наше Полесовье и Великие болота, а потом по Степи. Степичи ее Великой называют. А она и есть и великая, и бурная. В болотах она круто-круто забирает на запад и из болот вытекает через полдня пути от нашей заставы. Ну вот между этими болотами пролегает проезжая полоса земли из Степи в Полесовье. И в одном месте полоса эта до того узкая, что в три прыжка перескочить можно, как горло у фляжки. В этом горле и находится наша застава, как пробка. Не пройти ни кому, пока пробку не выбьешь. Много раз пробовали, да ничего не вышло. У нас такие ребята, что каждый семерых стоит.
Писатель-фантаст Михаил Евгеньев видел сны о жизни чародея Костóнтиса. В один из дней маг оказался в другом мире, а сам Михаил вынужден был принять управление телом на себя. С тех пор его звали Мих-Костóнтис. Вселенец в попаданце оказался на иной планете, где люди до сих пор воевали холодным оружием. Тут имелись порталы, через которые иногда приходили демоны. Для того чтобы выжить в непростых условиях, Михаилу пришлось вспомнить то, чему его учил постановщик трюков каскадеров и не только он…
История Хенга, сотника Ханьской империи эпохи Древнего мира, начавшего жизненный путь крестьянином. Хенг не подозревает о своих скрытых способностях, но однажды становится одним из участников большой Игры под названием «Останется только один». Но не всё просто и очевидно. Обычный житель Древнего мира поверил бы в стандартную байку для новых Игроков, но не двуживущий — редкий участник Игры. Он докапывается до правды и не собирается играть по правилам Игры, но на его мнение всем фиолетово…
Замыслы Великой Вселенной неисповедимы. Сбросив с мостика в пещерный провал, она без устали посылает меня в разнообразные миры не то в роли миротворца, не то разрушителя планов, которые идут вразрез с её невероятными задумками. Мои планы тоже рушатся. Хотела отсидеться у дедушки в Учебке, ан нет. «Труба трубит», и я вновь шагаю в портал, который приведёт меня в незнакомый мир, к встречам и старым друзьям.
Николай, обычный подросток из необычной семьи. Из-за странного стечения обстоятельств попадает в другой мир, где попытается найти свое место и обрести простое человеческое счастье. Но подойдет ли оно ему? Примечания автора: Автор новичок и это его первое произведение. В произведении намеренно используется скудное описание, чтобы читатель сам представлял мелкие детали, погружаясь глубже в повествование.
Меня зовут… нет, не так. У меня много имен — в каждом народе и на каждом Небе меня называют по-разному. Вспомнить все свои имена невозможно, зато одно имя является для меня родным. Азраиль. Меня зовут Азраиль… и я когда-то был Богом. Точнее, человеком, что по силе своей достиг уровня семи Богов. Но я был наивен, когда верил в святость Богов. Наивен и глуп, и потому поплатился. Детьми, силой и всем, что ценил. Но теперь я другой. И пришло время создать своё Небо.
Жизнь и новые приключения старых и совсем новых героев в мире меча и магии. ВНИМАНИЕ: присутствует нецензурная речь и сцены категории 18 +.