Одна ночь в Венеции - [85]

– Насколько это в моих силах. Я с детства усвоил, что правосудие – нечто не абстрактное, а вполне конкретное. Но у разных дел – разные обстоятельства. Человек может убить, защищая свою жизнь, или убить из-за денег, а то и вообще просто так. Самое главное – быть справедливым, иначе правосудие теряет всякий смысл. Женщина, которая убивает, защищая жизнь ребенка, не должна наказываться так же, как Мария Туманова. Когда я добился смертной казни для последней и ее сообщников, пресса решила, что я просто увидел прекрасный повод отличиться, а предыдущие незначительные процессы мне его не давали. Вздор! Я отправил бы эту мадам на плаху, будь даже она простой белошвейкой, которая решила поживиться на убийстве своего любовника.

Действительно, молодой, бесцветный с виду прокурор, на которого в толпе никто не обратил бы внимания, был человеком идеи. И Амалия не могла не признаться себе, что рядом с ним ей стало вдруг малость неуютно.

– Полагаю, в деле Тумановой вам непросто было добиться своей цели, – сказала баронесса. – Очень многое было против вас, не говоря уже о том, что один из обвиняемых сам прекрасно разбирается в юриспруденции.

– Нет, уверяю вас, все прошло как по маслу, – покачал головой прокурор. И снизошел до небольшого признания: – Публика до сих пор не удосужилась заметить, что самые важные – дни непосредственно перед вынесением приговора. Когда процесс тянется долго, присяжные забывают, что было в начале. Запоминаются только последние впечатления, и они же оказывают влияние на приговор. Как только в моем распоряжении оказались письма Ковалевского, я сразу понял, что подсудимым не уйти от возмездия. Защитники лгали и изворачивались, изображая жертву исчадием ада, но любой, прослушав его письма, понял бы: тот был самым обыкновенным человеком, который имел несчастье влюбиться в ужасную женщину. И все сразу же становилось на свои места. Если Туманова тяготилась его любовью, ей следовало просто перестать с ним встречаться. Но вместо этого мадам разработала хладнокровный план, разыграла комедию, чтобы убедить его застраховать свою жизнь в ее пользу, и подговорила ненужного ей дурачка убить графа.

Тут в их беседу вмешалась хозяйка дома, и разговор зашел совсем о другом.

В конце вечера Амалия предложила графине Ковалевской подвезти ее на своем автомобиле, так как женщина поселилась недалеко от особняка баронессы Корф. Екатерина Петровна ответила согласием. В машине между попутчиками завязался разговор.

– Видите, я все-таки была права тогда, а вы мне не поверили, – сказала графиня. – Я сразу почувствовала, что именно Мария убила моего мужа. Впрочем, уже через несколько дней я увижу, как на нее опустится нож возмездия.

– О чем вы, Екатерина Петровна?

– Я решила присутствовать на казни. Собственно говоря, на такие события публику не допускают… то есть официально… но так как я была женой убитого, мне сообщили, что я могу находиться там, если захочу.

Амалия поморщилась. По правде говоря, она не ожидала от Екатерины Петровны такой кровожадности.

– Не уверена, что вам понравится это зрелище, – довольно сухо сказала баронесса Корф.

– Вот и у меня тоже дрожат поджилки, – с неожиданной прямотой призналась графиня. – И все же я пойду.

– Голубушка, зачем?

– Вам меня не понять, Амалия Константиновна. Вы, наверное, уже забыли, что говорили свидетели на процессе. Пока Нелидов убивал моего мужа, Туманова с Урусовым веселились на празднике, пили шампанское. И наверняка говорили тосты вроде: «За нашу удачу», «За избавление от всех неприятностей». За избавление от Паши, стало быть, который столько сделал для нее и для адвоката тоже… – У графини на глазах выступили злые слезы. – Ну так вот, теперь я хочу лично увидеть, как их самих окончательно избавят от всех неприятностей… связанных с пребыванием в этой жизни. И не говорите мне, умоляю, что я должна простить… что религия предписывает… Ничто не мешает мне простить их – когда они умрут!

Баронесса вернулась домой удрученная. Ночью она несколько раз просыпалась с ощущением смутного беспокойства, но вскоре вновь проваливалась в сон.

Однако на этом ее испытания вовсе не кончились, потому что вскоре после Рождества к ней наведался комиссар Папийон, и вид у него был весьма смущенный.

– Я вовсе не хотел вас беспокоить, сударыня, потому что прекрасно понимаю – воспоминания об убийстве графа Ковалевского должны быть вам неприятны. Однако согласно закону мы не имеем права препятствовать…

– О чем вы, комиссар?

– Мария Туманова изъявила желание встретиться с вами. Перед тем, как ее казнят.

– Когда казнь?

– Послезавтра.

«Умно, – подумала Амалия. – Все заняты только Рождеством и Новым годом, и никому больше нет дела до троицы приговоренных…»

– Должна признаться вам, месье, что у меня нет никакого желания встречаться с… с этой женщиной.

– Таково ваше окончательное решение?

Баронесса закусила губу.

– Она сказала, зачем я ей понадобилась?

– Насколько я понял, Туманова хотела бы попросить у вас прощения. Впрочем, это только мое предположение.

Амалия представила себе четыре тюремных стены, окна с решетками и женщину, которая в свои последние на земле часы не видит ничего, кроме них. Потом осужденную выведут во двор, и…