Одна кровь на двоих - [2]

   Когда в конце дня плюхнулся на заднее сиденье машины, он чувствовал себя потным, грязным и измотанным до осатанения.

   — Домой, Гриша.

   Водитель, зыркнув глазом в зеркальце на начальство, посочувствовал:

   — Устали, Дмитрий Федорович? Сейчас домчимся!

   — Нет, не домчимся, давай доедем, — зная неистребимую тягу Гриши к лихачеству, возразил Дмитрий Федорович.

   Ему жгуче хотелось принять душ — сначала очень горячий, чтобы содрать с кожи усталость, пот, раздражение, трудность переговоров, естественно закончившихся его победой, а чем же еще? Потом очень холодный — взбодриться. Дернуть немного коньяку и выкурить хорошую сигарету, вообще-то он не курил, бросил лет пять назад, но в такие моменты, как сегодня, — самое оно! И все! Хватит на сегодня — все!

   — Ну, ну! — хмыкнула судьбинушка.

   Затейливые засады этого дня не закончились.

   Хлопнув входной дверью, он бросил портфель, принялся снимать туфли, в раздражении слишком сильно упираясь носком в задник, отчего они сниматься никак не желали. Дмитрий чертыхнулся, с силой сбросил сначала с одной, а затем и с другой ноги заартачившуюся обувь, словно она была виновата во всех нынешних неприятностях, швырнул не глядя прямо на пол пиджак. Стремительно шагая в направлении ванной, как гадость какую-то, срывал с себя галстук, рубашку, торопясь снять всю одежду — так нажарился!

   — Привет! — перехватила его в коридоре жена, выйдя из гостиной. — Что это с тобой?

   —  Я в душ! — сказал Дмитрий, оттесняя Ирину, преградившую дорогу к вожделенному водному очищению.

   — Я тебя жду. Мне надо с тобой поговорить, — настаивала жена.

   — После душа! — пообещал Дмитрий, не замедляя целенаправленного движения.

   Она действительно его ждала. Одетая как для выхода в свет: легкой шелковый брючный костюм, каблучки недостижимой высоты, «боевой» набор брильянтового блеска в нужных местах, улыбка, прическа, макияж — на бал, на бал! Сидела с прямой спиной на краешке гостиного дивана, нервно курила тонюсенькую сигаретку и ждала.

   Дмитрий не потрудился одеться и вытереться, лишь обернул небрежно полотенце вокруг бедер, скорее из-за заявленной программы: «поговорить», а не из стыдливости. Испытывая что-то близкое к блаженству после долгожданного душа, он плюхнулся рядом с ней на диван и скорее приказал, чем попросил:

   — Ир, налей мне коньячку.

   Она посмотрела на него странным взглядом, но встала и подошла к барному столику, на котором в ожидании рядками стояли разнокалиберные бутылки и светились хрустальной чистотой бокалы и рюмки, плеснула на одну треть в бокал его любимого коньяка, вернулась к дивану, протянула со словами:

   — Я ухожу от тебя.

   Она не села. Так и стояла, смотрела на него тем же странным взглядом.

   — К кому? — отстраненно спросил Дмитрий.

   — Ни к кому. Просто ухожу. — И заспешила с сообщениями: — Я купила себе квартиру полгода назад, неделю назад там закончили ремонт и дизайнерское оформление. Все необходимое я приобрела. Три недели назад я подала на развод.

   — Где деньги взяла? — без интереса, заранее зная ответ, спросил он.

   — С твоего счета. Хотела сначала все отсылать в бухгалтерию, но ты бы не пропустил такие траты.

   — Не пропустил бы, — кивнул он равнодушно.

   — А личный счет ты редко проверяешь.

   — Значит, готовилась?

   — Да.

   — Ясно...

   Вот ведь выкрутасы судьбы!

   — Любовник есть? — откинувшись на спинку дивана и глядя Ирине прямо в глаза, поинтересовался Дима.

   — Есть. Как и у тебя любовницы.

   Неожиданно она села рядом с ним, перестала держать лицо, тон, спину, сгорбилась, как старушка, зажала между колен сцепленные пальцы.

   — Ты знаешь, я ведь тебя любила, — произнесла грустно и проникновенно, как не разговаривала с ним никогда.

   Удивительно! Она уходит, подготовила тылы, рассчитала пути отступления, подала на развод, а по-настоящему, по-человечески, искренне заговорила с ним в первый раз. Никогда не говорила. А тут...

   — Не так чтобы до фоба, не есть, не спать — и все только ты, но любила. По-своему. А может, не любила, просто очень хотела заполучить... Ну, получила, и что?

   — И что, Ир? — искренне заинтересовался Дмитрий.

   — И ничего. Ты сам знаешь.

   Они помолчали, каждый о своем. Она взяла у него из руки бокал, сделала глоток и сунула обратно в руку.

   — Я молодая была, глупая. Мне казалось, главное — оторвать богатого мужика, и жизнь изменится, превратится в сплошную сказку, а там уж я разберусь, как мне управляться с этим мужиком и его деньгами.

   Она снова выхватила у него бокал, глотнула и вернула почти пустую посудину.

   Он встал, хотя очень не хотелось — ведь первый раз за столько лет они разговаривали нормально, по-человечески, — подошел к бару, наполнил свой бокал, налил и ей полбокала, взял сигареты и вернулся на диван — в разговор.

   Сделав большой глоток коньяку, Ирина порылась в сумочке, нашла сигареты, щелкнула зажигалкой и, прикурив, глубоко затянулась.

   — А ты молодец, Победный, ты все сразу прощелкал — и эти мои девичьи мечты, желание денег, богатства. — Одним махом она допила коньяк, еще раз сильно затянулась. — Как ты на мне вообще женился? Может, из-за детей? Ты же так хотел детей, настаивал, требовал! А куда мне были дети? Я еще не наигралась в свалившиеся на меня бирюльки — денежки, возможности. Какие дети? А когда опомнилась, осмотрелась вокруг, и так мне захотелось любви! Чтобы любил кто-то до одури, хотел прожить со мной до старости, и чтобы я была самая главная в его жизни.