Одна и та же книга - [7]

– Исландский.

– Так и называется: «Солнечный кофе».

– У них же там зимой темно, солнца пару месяцев вообще не видят.

– А когда оно наконец появляется на небе, все варят кофе на улице, чтобы солнечный свет с водой смешался, – Мартин наконец перехватил инициативу. – Я в прошлом году, как раз в конце января, оказался в Рейкьявике. И угодил на этот праздник. А сегодня посмотрел в окно – солнце. А на календаре двадцать седьмое. Ну и подумал – чем мы хуже исландцев? У нас тоже зима длинная. И дни короткие. Правда, исландцы еще и блины на улице пекут, но мы трезво оценили свои возможности.

– Вот это да!

Юль не знала, что еще тут можно сказать. Разве что «больные на голову». Но такие комментарии лучше держать при себе.

– Вы много ездите? – спросила она. – И в Рейкьявике были, и в Барселоне…

– И еще черт знает где. Я и здесь ненадолго, проездом. Такая работа.

Надо же, какой сладкий хлеб у некоторых людей бывает, подумала Юль и снова чуть не разревелась от зависти. В ее голове толкались локтями и оглушительно верещали маленькие, злобные, подлые мыслишки: он такой старый, зачем ему, лучше бы мне, мне, мне!

Стыдно, ой как стыдно-то, старательно думала Юль, очень громко думала, почти кричала, в надежде заглушить всю эту из темных углов поналезшую пакость. Поэтому спросить, что это за работа такая – по разным городам ездить, – так и не решилась.

– Я бы тоже так хотела, – наконец пробормотала она. И совсем тихо добавила: – Особенно по теплым странам.

– Ну и кто тебя держит? – рассмеялась Майя. – Семеро по лавкам и поросенок в сарае? Что-то непохоже. Ты кто по профессии?

– Ну так, всего понемножку, сайты делать могу, переводить, шить на заказ, бижутерию всякую мастерить, кукол… – Юль окончательно смутилась, но все-таки добавила, почти шепотом: – И рисовать. Я… ннну… как бы немножко художник.

– Художник? Вот это повезло! Так у тебя, считай, весь мир на ладони.

Майя так сияла, словно это она была художником и мир лежал на ее ладони, а не на Юлиной. Впрочем, похоже, именно так оно и было. На такой ладони – узкой, длинной, ухоженной, украшенной сверкающими кольцами – что ж не полежать.

– Чтобы путешествовать, нужны деньги, – мрачно заметила Юль. – А я неизвестный художник. Нас таких больше, чем кисточек…

– Брось, – отмахнулась та. – Не прибедняйся, это во-первых. А во-вторых, чтобы путешествовать, не нужно ничего, кроме желания.

– Еще нужна решимость, – неожиданно вмешался Мартин. – И деятельная воля. И, конечно, точка отсчета.

– Точка отсчета? – переспросила Юль. – Это как?

– Это очень просто. Смотри, что получается: почти всякий человек, кого ни возьми, не слишком доволен своей жизнью. Одному не нравится работа, другому семья, третьему место жительства, четвертому, вот как тебе, климат. А некоторым – все вышеперечисленное и еще куча вещей. И люди говорят себе: ничего, однажды все изменится. Такое обещание дает им силы жить дальше. Но оно же мешает настоящим переменам. Понимаешь, о чем я? Человек думает: «Однажды все изменится», – как будто это должно случиться само, без его участия. А так не бывает. Надо не думать, а делать. Сказать себе: мое «однажды» уже наступило, откладывать больше некуда, давай, действуй! Вот это и есть точка отсчета, о которой я говорю, – тот день, когда наступило твое «однажды». Понимаешь?

Юль молча кивнула. А что тут скажешь, когда все так и есть. Сколько раз себе обещала: в следующем ноябре меня здесь уже не будет. Ну и толку от этих обещаний?

– Ты, конечно, ужасно умный, – улыбнулась Майя. – И все очень правильно говоришь. Ты только одно упустил из виду: мы с Юлей девочки. Нам менять жизнь гораздо проще. Иногда достаточно просто переодеться. А в некоторых случаях, – выразительно добавила она, – это просто жизненно необходимо.

Юль почувствовала, что краснеет.

– Его уже давным-давно пора выбросить, – пробормотала она, вцепившись в рукав своего серо-бурого пуховика. – Который год собираюсь, но летом не до того, а потом приходит зима и становится все равно… По крайней мере, он теплый.

– Понимаю, – сочувственно кивнула Майя. – Думаю, ты просто никогда не пробовала наряжаться зимой. А это, поверь мне, очень помогает. Тебе нужно что-нибудь яркое – желтое, оранжевое, красное…

– Или зеленое, как трава, – мечтательно улыбнулась Юль.

– Как скажешь, – согласилась Майя. – Пусть будет зеленое. Погоди, я сейчас. Подержи.

Поднялась, сунула ей в руки свою кружку с кофе и скрылась в подъезде.

Юль хотела спросить старого Мартина: «Куда это она?», но он как раз отвернулся, достал сигарету и теперь возился со спичками, пытаясь прикурить на ветру. Без говорливой Майи Юль вдруг почувствовала себя лишней, запоздало застеснялась, да так, что удрала бы отсюда немедленно, если бы не плед. Из-под такого пледа добровольно вылезать на мороз – ох нет, пожалуйста, не сейчас. Никто ведь не гонит? Вот и сиди.

Майя вернулась так быстро, что Юль даже помучиться толком не успела. С охапкой ярко-зеленого меха в руках. Юль сперва подумала, это она еще один плед принесла, себе, потому что замерзла. И только когда Майя скомандовала: «Вставай, раздевайся!» – поняла, что это не плед, а дубленка. Крашеная. Цвета майской травы. Зачем это? А вставать зачем?