Одлян, или Воздух свободы - [52]

– Глаз, к тебе кто должен приехать?

– Отец.

– Возьми у него денег, понял?

– Я спрошу, но обещать не могу.

– Если не принесешь, вообще на полах сгноят. Что хочешь там говори, но принеси. И попробуй мне только спались. Короче — делай!

Прежде чем пустить родителей на вахту, их предупредили, чтоб денег они сыновьям не давали.

– Здравствуй, папа.— Глаз посмотрел на отца.

Отец достал из кармана скомканный носовой платок и вытер слезы.

– Как живешь, сынок?

– Хорошо,— не задумываясь ответил Глаз.

Отец стал рассказывать новости, а Глаз жадно слушал, ловя каждое слово. Новости с воли были радостные.

Родители между тем выкладывали на стол еду. Чего только не появилось на столах для любимых сыновей: мясо, шоколадные конфеты, торты…

Отец Глаза достал из сумки сушки.

– Я не знал, что вам такое сюда привозят. Ну ничего, на следующий раз привезу.

Глаз взял сушку, погрыз немного, а отец тихонько, чтоб никто не слышал, спросил:

– Бьют вас здесь?

Глаз ближе подвинулся к отцу.

– Да.

– Кто?

– Актив: роги, бугры и воры тоже.

– За что?

– За все. Они никто не работают. Если что не так — получай.

– Начальство об этом знает?

– Знает.

Отец снова достал платок. Тяжело было ему, бывшему начальнику милиции, слышать от сына, что его в колонии бьют.

Рядом с Глазом сидел вор. К нему на свиданку приехали и отец и мать. Навалили ему на стол всякой еды, а он к ней даже и не притрагивается. Съел несколько шоколадных конфет, чтоб не обидеть родителей, и разговаривает.

– Здесь есть роги или воры? — спросил отец.

– Рогов нет, а вор рядом сидит. Ты не смотри сейчас на него. Видишь, он в выглаженной сатинке. Они всегда в новой одежде ходят.

Родители вора предложили Глазу поесть.

– Наготовили для Саши, а он и не притрагивается. Тебе отец что-то одних сушек привез,— сказала мать вора.

– Да не знал я, что сюда все можно,— ответил за сына Алексей Яковлевич.— Первый раз на свидании

– Ешь, мальчик,— ласково сказала мать вора,— ешь, не стесняйся.

Глаз посмотрел на вора. Тот, понимая, что Глаз к еде не притронется, тихо, беззлобно сказал:

– Ешь.

И Глаз стал есть.

Поев, он сказал: «Спасибо».

– Папа,— тихонько проговорил Глаз,— ты не можешь встретиться с начальником колонии? Объясни ему, что ты бывший начальник милиции, пусть поможет освободиться досрочно.

– Нет,— подумав, сказал отец,— не буду я с ним встречаться. Не буду его об этом просить.

– Ну хорошо, не хочешь просить, чтоб меня досрочно освободили, попроси, чтоб меня не прижимали. Он бросит запрет, и меня никто пальцем не тронет.

Отец опять подумал.

– Не хочу я встречаться и говорить с начальником. Он грузин. Не найду я с ним общего языка.

И отец с сыном заговорили о другом.

Два часа пролетело быстро, и свиданка закончилась.

Когда родители ушли, воспитанников тщательно обыскали и запустили в зону.

Не успел Глаз появиться в отряде, как к нему подошел Мехля.

– Принес?

– У отца нет денег. Он мало получает. Он мне из еды одни сушки привез. Спроси у Ветерка, мы с ним рядом сидели.

– Ладно, хорош мне гнать — «мало получает». Начну щас дуплить, так на следующий раз будет много получать. Пошел вон.

Многие воспитанники после свиданки активу деньги приносили. За такую услугу их меньше били, не брали в наряд в столовую. А кто регулярно таскал деньги и помногу, таким вообще жилось легче. Им давали поддержку. Но стоило хоть один раз не принести, их начинали морить: бросать в наряды, чаще ушибать.

Роги и воры хранили деньги на освобождение. У рога или вора зоны сумма доходила до тысячи.

О сушках Глаз и в отделении рассказал. Пусть на следующее свидание денег у него никто не просит.

8

Вечером, после работы, объявили общеколонийскую линейку. Несколько часов назад на работе было совершено преступление. Три новичка, прибывшие две недели назад, не могли смириться с порядками в колонии и решили во что бы то ни стало вырваться из нее. Они договорились между собой, что двое из них иглами, которыми сшивают диваны, нанесут несколько ран третьему. За это их раскрутят. Добавят срок и увезут в другую колонию. А потерпевшего отправят в больничку. Он будет отдыхать на больничной койке, а они балдеть в тюрьме.

Спрятав под робу иглы, парни направились в туалет. Дождавшись, когда воспитанники вышли, Толя шмыгнул в туалет. Следом — Игорь и Михаил.

– Ну что, ребята,— сказал Толя,— не коните. Время дорого. Сюда могут прийти. Колите меня.

Игорь и Миша достали иглы. Такими иглами можно проткнуть человека насквозь. Оба парня за свою жизнь никого ножом не ударили. Сидели они за воровство. Но вот теперь им надо было колоть друга. Они подружились на этапе

Игорь, худощавый, высокий, стоял с иглой в руках и смотрел то на конец иглы, остро заточенный, то на Толю, которого ему сейчас надо ширнуть иглой.

Не мог решиться. Не хватало духу и у Миши. Он был коренастый, на целую голову ниже Игоря, и стоял на полшага дальше. Конец иглы он опустил вниз, как пику, и глядел себе под ноги. Колоть Толю ему не хотелось. Но они договорились, и надо исполнить. Иначе с Одляна не вырваться. Жить им тогда до восемнадцати два года. А парням не хочется, чтоб им отбивали грудь, опускали почки…

Толя, щупленький, с родинкой на щеке, казался совсем ребенком. Ему недавно исполнилось пятнадцать. За две недели Одлян ему опостылел. Он согласен, он хочет этого, он сильно хочет, чтоб его искололи иглами. Да посильнее. Чтоб в больничке подольше поваляться. А в больничке ведь можно совершить какое-нибудь преступление, чтоб добавили срок и отправили в другую зону. А можно и себя порезать. Самому. Тогда в больничке оставят.