Одлян, или Воздух свободы - [48]
– Три шага вперед!
И замелькали палки. Мах с Томильцем стали обхаживать пацанов. Били, как всегда, по богонелькам, по грудянке, если кто нерасторопный ее подставлял, и по бокам.
Обе шеренги корчились от боли, и палки были сломаны, когда Мах и Томилец остановились. Мах взял третью палку и сказал:
– Эта палка не последняя. Бить будем, пока не сознаетесь.
Томилец принес еще две палки.
– Даем вам время подумать,— сказал Мах, и они с Томильцем вышли из подсобки.
Минуты тянулись медленно. Все теперь знали, за что их били, и твердо были уверены, что бить будут еще.
Минут через десять в подсобку вошли Мах, Томилец и еще два вора из других отрядов.
– Ну что,— спросил Мах,— нашли обед?
Парни молчали.
– Начнем по новой,— сказал он, беря из угла палку.
Палки были сломаны, обед — не нашелся.
– Идите работать. А в перекур зайдете сюда,— сказал наконец Мах.
Руки у ребят были отбиты, но все приступили к работе.
Мах зашел к Кирпичеву.
– Михаил Иванович! Четыре палки сломали, никто не сознается. Может, кто не из наших взял?
– Сломайте хоть десять, но шушару найдите.
Мах двинул в цех. Мах работал. Сшивал диваны. Он шустрее и качественнее других справлялся со своим заданием. Вором, вором он скоро станет и тогда будет слоняться по зоне.
И кто бы мог подумать, что обед у Кирпичева свистнули два вора — Ворон и Светлый. Шофер передал им бутылку водки, срочно была нужна закусь, и они, проходя через обойку, зашли в кабинет к Кирпичеву. Там никого не было, и они хотели уходить, как Светлый заметил на столе сверток.
– Давай,— сказал Светлый,— у Кирпичева на закуску обед прихватим.
Он взял обед и, не пряча его, вышел.
На чердаке они распили бутылку, закусили и веселые пошли по промзоне.
Навстречу летел шустряк Кыхля.
– Куда несешься? — спросил Ворон.
– В ученичку.
– Что нового?
– Да ничего. В обойке, правда, у Кирпичева обед стащили. Обойка трупом лежит. Никто не сознался. Мах будет обед из них вышибать еще.
– Та-ак,— протянул Ворон,— иди.
Кыхля двинул, а Ворон сказал:
– Светлый, в натуре, из-за тебя ребят дуплят. Пошли.
Они отправились в малярку. Отозвали шустряков и велели быстро принести несколько банок сгущенки, консервов или другого гужона, какой будет.
Отоварка прошла не так давно, и курков в промзоне еще много.
Не прошло и двадцати минут, как шустряки положили на скамейку две банки сгущенки, банку консервов, полбулки свежего хлеба и пол-литровую банку малинового варенья.
Светлый с Вороном закурили и послали пацана в обойку за Махом.
Мах пришел быстро.
– Садись,— сказал ему Светлый. Мах сел напротив.
– Что, у вас в обойке обед у Кирпичева взяли?
– Ну,— сказал Мах и пульнул матом.
– Обед взяли мы,— сказал Светлый.
Мах с недоверием посмотрел на воров.
– Мы достали пузырь водяры. Закуски не было. Зашли к Кирпичеву, базар к нему был. Его не было. В общем, Мах, так: отнеси это ему.— Светлый кивнул на жратву.— Но не говори, что обед мы взяли, понял? Не дай бог скажешь. Гони что хочешь, дело твое.
Они ушли, а Мах остался сидеть в курилке. Не бывало такого в зоне, чтоб воры у мастера обед забирали. Прав Кирпичев — воры сейчас измельчали.
Мах остановил проходившего мимо курилки пацана. Он был в халате.
– Сними халат,— сказал Мах.
Парень снял. Мах завернул в него банки, хлеб и сказал:
– За халатом придешь в обойку.
Кирпичев сидел в кабинете. Мах развернул халат и выложил еду.
– Ваш обед, Михаил Иванович, съеден. Я и парни просим у вас извинения. Заместо вашего обеда мы принесли вам это.
Кирпичев курил и смотрел на банки.
– Кто?
Мах промолчал.
– Кто съел?
– Михаил Иванович, ваш обед взяли не наши ребята. Это точно. Но кто, я сказать не могу.
– Воры, значит?
Мах молчал.
– Что, закусить нечем было?
Мах кивнул.
– Попросить надо было.
6
Учебный год был окончен, но восьмые и десятые классы еще долго сдавали экзамены. Вот экзамены сданы, и около пятидесяти человек освободили досрочно. Освободились досрочно помрог отряда Коваль и рог отряда Майло. Неплохой был рог. Хоть он и сильный был, но пацанов не трогал, иногда их защищал. Воры и актив, может, поэтому его не любили.
Рогом отряда поставили бугра отделения букварей Мехлю, а бугром у букварей — помогальника Томильца.
Мехля был татарин. Из Челябинской области. Невысокого роста, коренастый. У него была очень развита грудная клетка. Ему уже подошло досрочное освобождение, и начальник отряда пообещал: если в отряде будет порядок, его к концу лета освободят.
Мехля, став рогом отряда, всюду ходил с палкой. Многие роги и воры с палками не расставались. Печатает шаг какой-нибудь отряд по зоне, а в первой четверке канает вор и играет палкой. В строй-то он встал просто так: пройтись, размяться. В строю воры, как и роги, не ходили.
Глаз как-то замешкался в отделении и выскочил последним, когда отряд был построен и ждал команды в столовую. В тамбуре он столкнулся с Мехлей.
– Борзеешь, Глаз, слышал я, — сказал Мехля и стал обхаживать его палкой.
Бил сильно. Палку держал двумя руками и со всего маху опускал ее то на правую богонельку, то на левую. Передыху не давал. Не успеет боль утихнуть на одной руке, как он тут же бьет по другой. И палка прочная попалась. Часто палки ломались и пацаны получали передышку. А эта палка выдерживала удары. Впервые Глаза так больно били, не давая передохнуть. И он взмолился:
«Одлян, или Воздух свободы» — роман о судьбе подростка, отбывающего наказание в воспитательно-трудовых колониях и там, в зоне, постигающего смысл свободы. Время действия — конец 60-х — начало 70-х годов. Книга эта — жестокое и страшное повествование, реквием по загубленной жизни. Роман был опубликован за рубежом, во Франции попал в число бестселлеров.Роман «Из зоны в зону» продолжает тему «Одляна…».Жорка Блаженный из одноименного дневника-исповеди предстает великомучеником социальной несправедливости: пройдя через психиатрическую больницу, он становится добычей развращенных девиц.
Жорка Блаженный из одноименного дневника-исповеди предстает великомучеником социальной несправедливости: пройдя через психиатрическую больницу, он становится добычей развращенных девиц.
Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…