Одиссея поневоле - [33]

Пералонсо Ниньо, кормчий великой флотилии (ныне в ней лишь один-единственный корабль) стоял рядом: дон Луис не друг ему, но он всегда ценил и уважал этого человека, и он пришел вместе с Диего, чтобы последний раз пожать ему руку. И еще пришли Желтоголовый, дон Обмани-Смерть и Родриго де Херес, с которым дон Луис ходил к Великому хану.

— Диего я не оставлю, — сказал Пералонсо дону Луису. — Понятное дело, вас я не заменю, где мне! Человек я не больно ученый, но морское дело знаю, хотя бы этому я выучу Диего да, пожалуй, еще кастильской грамоте, тут мне и Педро поможет.

— Хорошо, — прошептал дон Луис. — Очень хорошо. Но боюсь я, что не так просто вести по курсу душу людскую.

— Ваша правда, дон Луис. Но я снова повторяю, Диего я не оставлю.

— И мы не оставим, — в один голос подтвердили Желтоголовый и Обмани-Смерть.

И вот за зеленой рощей скрылись крыши форта; четверо бледнолицых идут к берегу, а за ними, поминутно оглядываясь, следует Диего. Нет, уже не видать дона Луиса, мелькнул и исчез красный плащ наставника. Сколько утрат было за последние три луны! Великий вождь Гуабина, великий жрец Гуаяра, Каона, а теперь дон Луис, бледнолицый друг. И последняя ли эта утрата?

С Гуаканагари Диего распрощался еще вчера. Снова касик вел беседу о бледнолицых. Кое-что он, пожалуй, понял, но как объяснить то, что в сущности не слишком ясно тебе самому? Спрашивал Гуаканагари о тех бледнолицых, что здесь остаются. Одно ясно — Чачу-боцман опаснее любого каймана.

Несколько дней назад Гуаканагари говорил, что, быть может, пошлет в страну бледнолицых верного человека. А сегодня появился на «Нинье» не то племянник, не то брат Гуаканагари, очень бойкий юнец, зовут его Гуакагана, и объявил, что великий касик приказал ему отправиться в Страну восхода.

Таким образом, в Кастилию пойдут шесть бронзоволицых: пятеро с Острова Людей и один из страны Марьей.

4 января 1493 года на рассвете адмирал приказал поднять паруса. Дул легкий и нежный утренний бриз, за горой Христа чуть розовело просветлевшее небо. Над Святым мысом гасли звезды. Бухта Навидад медленно уплывала на юг. Уплывали ее зеленые леса, дощатые крыши форта, толпа индейцев на песчаном берегу.

В немой скорби простер к небу кривые руки истерзанный скелет «Санта-Марии».

«Нинья», распустив расцвеченные зарей паруса, с кошачьей грацией обходила мели. Миновав узкий пролив, ведущий из бухты в открытое море, она резво понеслась на восток вдоль берега Эспаньолы. Бесконечно далека была Кастилия, но на пути к ней адмирал прошел уже первые лиги.

Минуло два дня, и Обмани-Смерть с вершины грот-мачты увидел «Пинту». На всех парусах, при свежем ветре в корму она шла навстречу маленькому флагману.

И вот Мартин Алонсо уже на борту «Ниньи». Шуршит песок в ампольетах (песочных часах), по которым на кораблях отсчитывают время. За полчаса опорожняется верхняя склянка, затем юнга переворачивает ампольеты, и сухая струйка вновь устремляется вниз, и растет на дне склянки золотистая песчаная горка.

На «Нинье» тишина. Все взоры прикованы к тольдилье, куда адмирал пригласил капитана «Пинты». Одна ампольета… две… три… четыре. Тихо отворяется дверь, и Мартин Алонсо выходит на ют. Кажется, все обошлось. Мартин Алонсо идет к трапу. Он спокоен, только рдеют красные пятна на скулах.

«Пинта» идет в кильватерной струе флагмана и в ночную пору перемигивается с ним сигнальными фонарями. Кажется, Третьего на ней нет. Не сбежал ли он на Эспаньолу? Если сбежал, то, уж конечно, до Кубы он доберется.

Прошло еще шесть дней и корабли отдали якорь на последней стоянке. Это огромная, подобная широкой бутылке, бухта, и берега ее обитаемы.

Дон Обмани-Смерть, Желтоголовый и Диего отправились на берег. В негустом лесу тревожная тишина. Кажется, будто за кустами и деревьями притаились люди. Кожей чувствуешь их зоркие взгляды. Фьють!.. Тонкая и длинная стрела вонзилась в землю у ног Желтоголового.

Карибы![16]

Диего несколько раз взмахнул пальмовой ветвью. Заметив ветвь — знак мира, человек двадцать вышло из засады. Полукольцом они окружили чужеземцев. Так и есть. Это длинноволосые! Черные волосы заброшены на спину, на темени пучки ярких перьев. У каждого большой лук, у каждого на перевязи колчан. А кое у кого тяжелые палицы и длинные копья.

У всех лица измазаны сажей. Черные обводы вокруг рта и глаз, черные пятна на щеках.

Держались они смело и вели себя не слишком учтиво. Объясняться же с ними было нелегко. У них такой же язык, как на Острове Людей, на Кубе и в земле великого касика Гуаканагари, но очень много в нем непонятных слов.

Один из длинноволосых охотно согласился отправиться на корабль. Большое каноэ бледнолицых его, конечно, озадачило, и все, что он там увидел, безмерно удивило. Но истинный воин должен сохранять хладнокровие и скрывать праздное любопытство.

Длинноволосый гость вел себя в стане пришельцев как император Карибии. Он сквозь зубы цедил слова и всем своим видом показывал, что лишь из милости удостаивает своим присутствием вождя бледнолицых.

— Золото? Этот желтый металл у нас называется туоб, и в нашей стране есть куски туоба величиной с корму этого каноэ. Только к чему он нам, мужчинам? Туоб — забава для женщин.