Одиссея креативной королевы - [22]

…

Следующий день. 11 марта. Перелет Наматанаи – Увеа.

…При взлете с воды с резким добавлением оборотов перегрузка с неожиданной силой вдавливала экипаж в кресла. Неожиданной, конечно, не для пилота, а для пассажира.

- О, черт… - выдохнула Чанди.

- Извини, - сказал Бокасса, потом сосредоточился на управлении, а примерно через две минуты пояснил,- инструктор учил резко отрываться от воды. Так меньше риск удара о гребень волны. В некоторых случаях надо взлетать при относительно высокой волне.

- В некоторых случаях? – переспросила она, - Это, например, если война?

- Например, да, - чуть нехотя подтвердил он.

- Странно, - сказала Чанди, глядя на спидометр (стрелка на старомодной круглой шкале переползла за 300 узлов, или 555 километров в час), - у меня уже в первую встречу была догадка, что ты воевал. Я ведь права, не так ли?

- Да, я воевал, а что в этом особенного, если в нашей стране было две войны подряд?

- Кажется все так, - она качнула головой, - но мне почему-то трудно представить тебя в вооруженных силах, на войне. Как получилось, что ты попал на фронт?

Бокасса задумался на несколько секунд, и отреагировал вопросом на вопрос:

- А как литератор Ричард Олдингтон попал в армию, на фронт Первой мировой войны?

- Ты читал Олдингтона? – немного удивилась она.

- Да. В Университете у меня была курсовая работы: «Британская военная литература от норманнских нашествий до мировых войн». В этом узком сегменте отражаются тренды социальной психологии одной из ведущих мировых наций почти за тысячелетие.

- А где ты учился?

- В Университете Антильских островов. Так что ты скажешь об Олдингтоне?

- У него не было выбора, - сказала Чанди, - его рекрутировали в армию, как всех.

- Выбор есть всегда, - возразил Бокасса, - Олдингтон мог сесть на пароход до любой из центрально-американских стран. Никто бы его не остановил. Принудительный призыв начался в Британии только в январе 1916-го, через полтора года после начала войны. У Олдингтона было достаточно времени, чтобы выскочить из фидера мясорубки.

- Трусливо бежать, чтобы воевали другие? - спросила британка, - Опозорить себя?

- Значит, у Олдингтона все-таки был выбор, не так ли, Чанди?

- Спасение своей шкуры ценой позора, - твердо сказала она, - это совсем не тот выбор, который может сделать джентльмен, имеющий чувство собственного достоинства.

- А если принудительный призыв так и не был бы объявлен? - спросил он, - Тогда, для джентльмена не было бы позором спасать свою шкуру, не идя на войну волонтером?

- Странный вопрос, - неуверенно произнесла Чанди, - это ведь разные ситуации.

- Почему странный? Чувством собственного достоинства джентльмена управляют его собственные идеалы, а не кучка каких-то субъектов в государственном офисе.

- Это софистика, сэр! – возмутилась британка.

- Тогда, - невозмутимо ответил Бокасса, - тебе, не составит труда опровергнуть эту софистику, применив методы правильной логики. Попробуй.

В разговоре возникла двухминутная пауза, а потом Чанди сказала.

- Ты прав, это не софистика. Значит, ты пошел в армию исходя из своих идеалов?

- В первом приближении можно сказать и так, - подтвердил Бокасса.

- Во имя каких же идеалов ты готов рисковать своей жизнью и отнимать чужую?

- Если кратко, - сказал он, - то мой идеал, это общество без политической элиты.

- И, по-твоему, в Меганезии удалось реализовать этот идеал?

- Скорее да, чем нет. Но, идеал надо защищать. Пока это моя работа.

- Пока? – переспросила она, - Значит, ты и сейчас на военной службе?

- Я капитан-инженер в оперативном резерве Народного флота, - сказал он.

- А я думала, у тебя авиационно-грузовой бизнес-партнерство с Ргларом.

- Да, но я там пайщик, а не управляющий сотрудник. Иногда я сажусь в кресло второго пилота на коммерческих рейсах. А как дальше - я пока не решил. Возможно, я займусь этнографической энциклопедией. Алюминиевая революция привела в Меганезию очень разные сообщества и племена, со своей спецификой. И эта специфика сохранится, ведь Хартия запрещает унификацию культуры, значит, на такую энциклопедию всегда будет спрос. Я поговорил с нашими бизнесменами, и они готовы платить. Мне - интересная работа. Им - позитивный PR. Всем выгодно.

- PR, - откликнулась британка, - дурное сочетание букв. Очень странно, Бокасса. Я тебе доверяю, хотя, по всем правилам здравого смысла, должна считать тебя врагом.

- По каким именно правилам здравого смысла ты должна это делать?

- Мне кажется, что это очевидно. Ты офицер вражеского флота и, вероятно, ты убивал британцев, моих соотечественников. Ваша разведка, как говорят многие, ответственна за гибель моей семьи. Мой дом взорван, отец, мать и младшие братья убиты. Разве нет?

Бокасса снял левую ладонь со штурвала, и медленно пошевелил пальцами.

- Вопрос в том, по какому принципу строить отношения между такими фактами, и теми обстоятельствами, которые существуют у тебя и у меня здесь и сейчас.

- Поясни, - попросила она.

- Поясняю. Ты уехала в Меганезию не по капризу, а чтобы избежать серьезной угрозы.

- Откуда ты знаешь?

- Я читаю дайджест британской светской хроники. В основном это сплетни, но многие сюжеты выглядят достоверно. Ты Чанди Кестенвел, не так ли? А Шеппи - это одно из поместий твоего отца. Здесь, в Меганезии, ты назвалась Чанди Шеппи, чтобы не так сильно выделяться. Шеппи – распространенная фамилия, в отличие от Кестенвэл. Это хорошая тактика Чанди. Ты единственная наследница Мейнарда Кестенвэла, хотя он выкинул тебя из завещания. Подельникам барона ты очень не нравишься, они желают аннулировать через суд твои права, но их бы также удовлетворил несчастный случай.