Одиссея капитана Флинта, или Остров без сокровищ-2 - [159]

— Какой? Руку и сердце Пэт, а в приданое — оружие, что ты сберег?

— Свободу, например.

— Нет, — отрезал я. — Нельзя отпускать таких людей гулять по свету. Мы совершим подлость в отношении тех, кого он встретит на своем пути.

— Хм… — сказал Ливси.

— Хм-м-м… — подтвердил Эктор.

— Не смотрите на меня так! Сильвер — иное дело! На его руках уже пятнадцать лет нет крови!

— Очень трогательно, милый Джим, что ты так защищаешь будущего тестя. Но я имел в виду другое… Тогда, пятнадцать лет назад, ты вспомни…

— Друзья, друзья! — перебил Эктор, — вы много что можете вспомнить, но давайте все-таки решим вопрос с пленным! Пойдемте, взглянем на него, поймем, что он за человек, и как нему подступиться. А свободу ему дать, разумеется, я предлагал в пределах этого острова.

Увидев, что за человек попал к нам руки, я подумал лишь одно: судьба. И произнес:

— Как мне не раз уже говорили, Трент, ты очень удачливый человек. Ты избежал трех пуль, и уцелел при взрыве, и дважды за два дня мог утонуть в море, но спасся. Но у любой удачи есть предел, и третье твое морское купание станет последним, потому что в воду ты отправишься с привязанным к шее грузом. Но толика удачи и тут тебя не покинет: твоему дядюшке, в память обо всем, что он для меня сделал, я расскажу, что ты погиб честной смертью моряка. Неплохой пряник, Эктор, как ты считаешь?

12. Конец капитана Сильвера

Две шхуны стояли на якорях в тихих водах Северной стоянки, освещенные утренним солнцем, и смотрелись очень красиво (моя, кстати, была красивее).

Да, да, малышка «Патриция» снова была на плаву! На пробоину наложили пластырь, откачали воду, поставили изнутри заплату. Испорченные Трентом штуртросы тоже не позабыли заменить.

Но для плаваний через океаны «Патриция» пока не годилась, и даже остров на ней я не решился бы обогнуть: первая же серьезная волна вдавит внутрь временную заплату. Над шхуной еще предстояло потрудиться, но я убрал ее из бухты, обезопасив от атаки с берега (а шлюпок у злодеев, еще бродящих по острову, не осталось), — и решил, что надо заняться более неотложными делами.

Для начала собрал почти всех на палубе «Патриции», — на шхуне доктора остались лишь двое китобоев да Трент, связанный по рукам и ногам (кандалов, увы, у нас не нашлось).

У фок-мачты, доступное взглядам всех, лежало оружие Флинта — та его часть, что сумел спасти Эктор. Я хотел разложить его на той же рогожке, но Патриция возмутилась (Хокинс-с-с! Я не позволю тебе изгадить такой торжественный момент!) и принесла новенькую шелковую скатерть, приберегавшуюся на тот случай, если вдруг придется принимать в капитанской каюте особо важного гостя.

Оружие лежало на алом расшитом шелке, а мне вдруг вспомнилось, как я читал когда-то про греческого царя (имя вылетело из памяти), который швырял самоцветы в море, чтобы откупиться от судьбы. И скажу не кривя душой: я швырнул бы все это золото и драгоценные камни за борт, и скатерть бы в придачу не пожалел, лишь бы Судьба вернула мне Бена Ганна, и Тони Рюггера, и Джона Вайсгера, и Жана Руселя, хотя того я совсем не знал. В конце концов, на поясе у меня висел Хокинс-Холл, а у Пэт — поместье майора Аксона, а большего нам и не надо. Не думаю, что десять первых богачей Англии живут так уж хорошо и легко, слишком многие завидуют их богатствам…

Но Судьба никогда не возвращает тех, кого забрала.

— Друзья, — сказал я, отбросив все уставные обращения. — Я не в первый раз ищу сокровища на этом острове. И хорошо знаю, что всё плохое начинается, когда сокровище — найденное или еще не найденное — начинают делить все скопом, и каждый тянет одеяло на себя, а других вычеркивает из списка. Перед нами лежит наследство капитана Флинта, — то немногое, что оставила от него судьба. Я, капитан Джеймс Милз Хокинс, его внук и наследник, и я разделю всё по своему усмотрению. И будет так, как я скажу.

Тишина стояла мертвая. Никто ничего не произнес.

Я взял в руки пистоль, тот самый, что Эктор принес за поясом. Я не ювелир, но если исходить из размера и числа камней — это была самая ценная здесь вещь.

— Эктор, дружище, прими свою долю. Стрелять из такого пистолета грех, так что повесь у камина на память о наших приключениях, или пусти на приданое всем своим дочерям (надеюсь, миссис Гэрсли все-таки порадует тебя по возвращении мальчиком).

Разумеется, он не стал отнекиваться — когда друг предлагает что-то от чистого сердца, отказываться нельзя. Но своим хитрым адвокатским умом тут же нашел соломоново решение для предложенного мною выбора:

— Если заменить камни похожими стразами и повесить у камина, то и память останется, и девочки не будут в обиде.

Вот ведь старый пройдоха…

Оружие, что я выбрал для доктора, на вид казалось лишь немного менее ценным, но выглядело замысловато: из рукояти кинжала торчали два лезвия, одно вверх, другое вниз.

— Доктор, вы любите двуствольные пистолеты, и меня пристрастили. Может, и таким оружием сумеете воевать. А если нет, всегда остаются варианты с ювелирами или с камином.

— Спасибо, Джим. Конечно же, я сберегу как память этот… (Тут он меня удивил, произнеся совершенно неизвестное мне слово, я даже язык не смог опознать. Неужели и в Индии побывал в эту или в прошлую войну? Там тоже хватало сражений англичан с французами.)