Одиссея капитана Флинта, или Остров без сокровищ-2 - [157]

Когда мы огибали юго-западную оконечность острова, я спросил у доктора, зачем он отправил на «Патрицию» своего старшего помощника в компании с Сильвером и двумя своими людьми. Оставлять шхуну без охраны не стоило, конечно же, — бродящие по острову бандиты могли попробовать попасть на ее борт вплавь. Но именно Бансье мог сейчас нам очень пригодиться, не пришлось бы отдавать команды на двух языках.

Оказалось, что Бансье в экипажах обеих шхун единственный, кто более-менее смыслит в корабельных плотничьих работах. Скорее менее, чем более, но выбирать не из кого.

— Вы вышли в море без корабельного плотника? — удивился я. — Мой-то погиб в бою…

Вот что значит быть сухопутным человеком. Те почему-то уверены, что с кораблями ничего никогда не случается, или же все повреждения зарастают сами собой.

— У меня был плотник. И тоже погиб в бою, так уж совпало. Обломок бригантины сильно ударил Жана Руселя, и через три часа он умер.

— Сообщите потом мне адрес его семьи, доктор. Мертвого не вернешь, но живым помочь нужно.

— Я не знаю их адрес, они живут за океаном, и даже не во Франции. Жан был чужаком на Лабрадоре. Он был потомственным плотником, а вот Бансье… эх… но никого лучше у нас нет.

И доктор объяснил: рангоут китобойца, поврежденный разлетевшимися обломками «Красотки», кое-как подлатали днем под руководством старшего помощника, а ближе к вечеру вельбот отправился на «Патрицию». Бансье и Сильвер собирались оценить повреждения и с утра заняться ремонтом.

— Кстати, доктор, где вы храните второй вельбот? Прикажите достать его загодя.

— У меня всего один вельбот, Джим. Ведь я собирался не вести обычный промысел, но стрелять в китов с борта шхуны.

— Как же мы заберем Эктора?

— Жофрей сплавает за ним на своем каноэ.

— На этом утлом челноке? Я изумляюсь, как он не опрокидывается даже с одним седоком. Пассажир его точно утопит.

— Ошибаешься, мой мальчик. Туземные суденышки гораздо вместительнее и остойчивее, чем представляется европейцам, привыкшим к основательным и тяжелым шлюпкам. Это каноэ, например, рассчитано на четверых. Я достаточно путешествовал на таких, и знаю, о чем говорю.

Я не стал спорить.

* * *

Не раз я признавался себе: Джеймс Хокинс — никудышный капитан, никакого сравнения с прославленными предками. Я постоянно делал то, что они никогда бы не сделали. Иногда это шло нам на пользу, иногда наоборот.

Вот и сейчас: едва мы разглядели в темноте движущееся смутное белое пятнышко на оконечности Лесистого мыса, — я вспомнил, что челнок четырехместный, и решил, что поплыву с Жофреем. Да, если на берегу поджидала ловушка, я мог оставить «Ла-Випер» без единственного судоводителя. Но, с другой стороны, на борту я просто-напросто сошел бы с ума от нетерпения и попыток угадать, кто поджидает нас на берегу: Эктор? Рюггер? Или оба, если Грей солгал? А от сошедшего с ума капитана толку все равно мало.

Короче говоря, я потребовал штормтрап и вслед за Жофреем очутился в челноке, прежде чем кто-то успел возразить. Ливси не зря его нахваливал — действительно, суденышко опрокидываться не собиралось, а ходовыми качествами превосходило наш тузик. Я обнаружил лежащее под ногами весло, больше напоминающее деревянную лопату, и попытался ускорить ход, скопировав движения сидевшего впереди Жофрея.

Увы, получилось плохо. С правого борта я греб нормально, а вот левая рука снова подвела… Зря доктор поскупился на бренди.

Жофрей почувствовал мои потуги, обернулся, — и показал движениями ладоней, что вдвоем гребут иным манером, каждый со своей стороны. В ответ я показал, что буду грести справа, — и дело пошло на лад, долетели стрелой.

Мы направили наш челнок несколько в сторону от того места, откуда нам сигналили. Но подававший сигнал человек и сам сообразил, что нам удобнее будет причалить с подветренной стороны мыса.

Луну, и без того ущербную, скрывали тучи — и я до боли в глазах всматривался в темную фигуру, пошагавшую к нам от леса. Кто?!

Мне показалось, что вижу серебряную отделку ружья, и сердце екнуло: Эктор! — и тут же упало: Рюггер мог взять себе оружие погибшего.

Не выдержав пытки неизвестностью, я крикнул:

— Быстрее!

Но человек не ускорил шаг, и я побежал навстречу.

Да, это был он, мой старый друг! Никто бы сейчас не узнал респектабельного бристольского барристера: его щеки покрывала щетина, за спиной висел какой-то тючок из грязной рогожи, одежда пропахла дымом костра, он прихрамывал, но это был Эктор, живой, черт возьми, живой!

Мы обнялись, и первым делом я спросил:

— Ты ранен?

— Пустяк, немного повредил ногу, карабкаясь по скалам.

— Что с Рюггером? Я слышал от бандитов, что он погиб, но веры им мало.

— Увы, тебе не солгали. Он погиб, и погиб, как герой: успел перед смертью подстрелить двоих, и одного из них, кажется, наповал.

Об ослах и их грузе я не стал спрашивать. Пустое. Потом сам расскажет.

Эктор рассказал позже, когда челнок стремительно приближался к шхуне:

— Проклятые собаки доставили нам хлопот, я извел все содержимое табакерки, но каждый раз они снова брали след. А потом случилось то, о чем ты предупреждал: Людовик отказался идти дальше. Я отправил Рюггера с ослицами вперед, — погоня висела на хвосте, собачий лай звучал все ближе. А сам попытался все-таки как-то поднять Людовика… Увы, не преуспел. А Рюггер угодил в засаду, и я не успел к нему на помощь. Зато потом, налегке, я поквитался за его смерть и доказал, что засады умеют устраивать не только люди Грея. Своры хаундов у него больше нет, может, уцелела одна или две собаки… но, кажется, я перестрелял всех. Людей тоже стало поменьше. А позже, уже в темноте…